Читать книгу "Сборник «3 бестселлера о волшебной любви» - Екатерина Боброва"

Пеструшка глянула на меня влажными карими глазами, вскинула голову и замычала.

Всю ночь в небе гремела гроза. Отдалённые зарницы сверкали в ночном небе. Белое свечение разрывало мрак, сполохами освещая землю и превращая тени в густую, чернильную тьму, подчёркнутую ослепляющим светом молний. Как заворожённая, я смотрела на буйство стихии.

И начинала понимать.

Глава 18

В которой герои принимают участие в народных гуляниях

Дорога втягивалась в лес огромной чёрной змеёй. До Соленок, деревеньке по пути, оставалось совсем чуть-чуть. Лошади шли ходко, ровно, ускоряя шаг, словно знали, что впереди ждёт скорый отдых в теплом стойле и свежий овес. У меня болело все, что только может болеть. Колдун же с вампиршей и бровью не вели, словно день пути в седле был для них послеобеденной прогулкой, и я терпела, стиснув зубы. Лесицы остались позади, Ольга, всласть наторговавшись, скупила самый первосортный товар у кряжистого, невысокого краснолицего оборотня. Я невольно улыбнулась, вспомнив купца. Седой, квадратный Волчек, выпучив глаза, орал, стучал пудовыми кулаками по прилавку. Когда он в очередной раз громыхал по столу, вздрагивали, пригибали головы юркие подручные, выкладывали ворох мехов на прилавок и снова бесшумно исчезали в подсобке. Подпрыгивали счеты и бледнели от ужаса чернила, но против вампира не попрёшь. Ольга спокойно, нудно и непреклонно гнула своё, блестя разноцветными глазами. На месте Волчека я бы уже давно вытолкала взашей такую покупательницу. Перебирая серые шубы, Ольга тыкала изящным пальчиком в неровные швы и торчащие нити, утверждая, что купец и сам должен ей приплатить, иначе товар так и сгниёт на складе. Багровея до черноты, Волчек раздувался от гнева и разражался непечатной бранью. Я уже всерьёз начала опасаться за здоровье оборотня. Казалось, разрыв сердца и удар призраками маячат за его спиной, потирая руки в предвкушении. Безжалостная вампирша, не обращая внимания на хватания за сердце и опасную багровость лица несчастного торговца, принималась за очередную доху, дабы произвести тщательное вскрытие. Я жалась к стене, здраво рассудив, что к этой парочке лучше не приближаться, а то и мне на орехи достанется. Причём, от обоих. Хотя, судя по блестящим глазам обоих, перебранка доставляла и купцу, и Ольге немало удовольствия. Вейр, стиснув зубы, молчал, когда его в сотый раз заставляли переодеваться, меня же от бесконечных примерок бросило в жар. Не вытерпев пытки, я уже собиралась высказать Ольге все, что думаю, когда в лавку вошёл Север. Волчек выронил разнесённую в пух и прах несчастную шубу, которую обозвали ветошью и рваньём, и уставился на моего мальчика. Мальчик сытно позавтракал и пребывал в умиротворённом настроении. Дав себя погладить, потискать и попотчевать, Север шумно развалился посреди лавки и задремал. Расчувствовавшийся оборотень сбросил половину цены и тепло попрощался с нами, приглашая заходить ещё. Нет уж, дудки. Надеюсь, эти шубы нам больше не пригодятся. Частые прогулки в Хладный лес вредят здоровью.

Ритмичный стук копыт навевал сон, проплывающие багряно-жёлтые островки деревьев разбавляли серый пейзаж. Ветер холодил лицо, тащил по небу тучи. К ночи снова будет гроза, мы торопились, подгоняли лошадей, чтобы успеть в деревню до того, как с небес хлынут потоки ледяной воды.

День клонился к вечеру, когда мы въехали в деревню. Во дворах разрывались псы, провожая нас хриплым лаем, мычали не доенные коровы, у колодца скрипел одинокий журавль. Не толпились кумушки, не гоняла гусей хворостиной ребятня. Впереди слышался отдалённый гул. Недоброе предчувствие кольнуло сердце, я поторопила Севера.

На площади было черно от возбуждённой толпы. К столбу была привязана девушка лет двадцати, рядом высилась заботливо сложенная куча хвороста и брёвен. Толпа ревела, буйствовала, потрясала кулаками и швыряла отбросы в жертву. Яркая смуглая красота девушки резко отличалась от злобных простоватых лиц крестьянок, черные глаза смотрели с вызовом. Во рту торчала грязная тряпка. Рядом был разожжён костёр. Мужички суетились, заботливо раздували уголья, трудолюбивыми муравьями таскали охапки сена, не забывая прикладываться к огромной бутыли. Ветер помогал в праведном труде палачей, раздувая пламя.

– Токмо силою твоей, Всевидящий, можно вмешиваться в людские судьбы, а не безбожной ведьме! Гляньте, гляньте на этот грех во плоти, эти бесстыжие глаза ворога человеческого! – жрец с глазами бешеной собаки напрасно пытался переорать гомон разгорячённой толпы.

Юная ведьма подняла голову, глядя в свинцовое небо, не обращая внимания на неистового служителя культа и неблагодарных сельчан.

Я вклинилась в толпу, услышав о себе много лестного. Рядом пофыркивала Шеда, кося глазом на взбудораженных людей. Мне стало не по себе. Соленчане словно сошли с ума, потеряли разум. Казалось, какое-то иступленное безумство обуяло крестьян, требуя крови.

– Мерзкая ведьма! Почто Славко мого обидела? Не понравилась мужику, дак и что, силы мужеской лишать безвинного? – вопила бабища с тощей косой, мышиным бубликом закрученной на голове. Блеклые глаза в священной ярости чуть не вываливались из орбит, ядовитый дождь слюны брызгал на соседок.

– Да на твово Славко и овца не позарится! – хихикнула сухая, как вобла, пожилая тётка.

– Чего? Чего ты, выхухоль, тока что сказанула? – взвизгнула первая и со всей дури пихнула локтем тощую.

Толпа развеселилась, забыв на время и про жреца, и про ведьму. Я подъехала к пятачку перед столбом, где деловито сновали палачи и уставилась на жреца. Ольга застыла рядом, спокойная и невозмутимая, как озёрная гладь, лишь пальцы сжались на рукояти у пояса. Вейр развернул вороную и подъехал к пузатому лысому мужику, стоявшему на расчищенном пятачке около столба, я соскочила наземь и пошла следом.

Вейр спрыгнул с лошади, глянул на лысого:

– Что происходит?

– Та ниче, господин, Еленку вот жжем, – едва различимо сквозь гомон толпы ответил толстяк.

– Вижу. За что? Ты местный староста?

– Да, господин, староста я тутошний, Скориком кличут. А Еленка… Ну, поделом. Хотели мужики побаловать, шары позалимши, так шо ж их теперь, жизни лишать? Остыли уже, болезные, завтрева и похороним, на жальнике тремя могилками боле будет, – Скорик звучно высморкался в руку, вытер о засаленный камзол, вздохнул бочкообразной грудью, – А все она, Еленка, ведьма проклятущая.

Вейр, прищурив глаза, смотрел на старосту.

– Ежели бы не кочевряжилась, так и жила бы, сладко жила, – похотливо сверкнул мутными глазками Скорик.

* * *

Вейра затошнило. Одно и то же. Везде. Зло оказывалось не злом, а добро творило добрые дела такими методами, что злу оставалось только завидовать. Да, Елена была виновна в смертях, но она защищалась, как умела. Он испытал дикое желание схватить за остатки волос жирную тварь и засунуть лоснящейся рожей в костер. С трудом сдержавшись, он осмотрелся.

Полупрозрачные фигуры в темных одеждах до пят неслышно скользили в толпе. Жнецы. Пришли собрать дань. Деревня обречена.