Читать книгу "Утерянные победы. Воспоминания фельдмаршала - Эрих фон Манштейн"

Используя неожиданную уступчивость Гитлера, я высказал еще некоторые соображения относительно дальнейшего ведения боевых действий. Задача группы армий «Юг» должна заключаться в том, чтобы создать стабильный фронт в районе между Карпатами и Припятскими болотами. Командование группы армий дало указание сосредоточить 1 венгерскую армию севернее Карпат в районе Стрый, где она должна оборонять гористую местность между горным хребтом и верхним Днестром.

Восьмая армия, продолжал я, должна быть теперь включена в группу армий «А», на долю которой выпадает защита границ Румынии. Сначала придется примириться с наличием разрыва между обеими группами армий. Этот разрыв следует прикрыть в районе Карпатских перевалов силами, находящимися еще в Венгрии.

Я внес предложение создать единое командование для всего южного крыла, включая армии союзников. Возможно, будет целесообразным, учитывая задачу осуществлять защиту границ Румынии, назначить командующим маршала Антонеску, придав ему статус немецкого начальника штаба. Однако Гитлер не захотел обсуждать этот вопрос. Он сказал лишь, что маршал по политическим мотивам отклонит подобное предложение.

По окончании обсуждения обстановки, которое, в отличие от дневного доклада, прошло в атмосфере полной гармонии, Гитлер вышел в приемную, чтобы узнать, сервирован ли для нас стол. С большим удовлетворением зачитал он мне сообщение турецкой печати, в котором говорилось, что Германии давно уже пора было вмешаться в дела Венгрии. Обстановка там для этого созрела в гораздо большей степени, чем можно было бы предполагать.

Утром 26 марта я вылетел обратно в группу армий, 8 армия перешла за это время в подчинение группы армий «А».

На следующий день я прибыл в штаб 4 танковой армии, чтобы обсудить вопрос о проведении удара, который армия вместе с обещанными ей Гитлером новыми силами должна будет осуществить навстречу 1 танковой армии. Генерал Paye был уверен, что ему удастся восстановить связь с 1 танковой армией, хотя он и высказывал опасения за удерживаемый им участок фронта. Был окружен Тернополь, объявленный Гитлером «крепостью». Такая же угроза нависла над 13 артиллерийским корпусом на левом фланге армий в районе Броды. Однако здесь удалось избежать окружения.

Во всяком случае, после того как Гитлер 25 марта во время обсуждения обстановки уступил нашим требованиям, штаб группы армий мог с уверенностью рассчитывать на то, что освобождение 1 танковой армии и тем самым сосредоточение ее и 4 танковой армии севернее Карпат увенчаются успехом. Однако выяснилось, что хотя успех, достигнутый при обсуждении 25 марта, и позволит сохранить 1 танковую армию, но Гитлеру после вынужденной уступки, очевидно, стало в тягость сотрудничество со мной. То же относилось и к фельдмаршалу фон Клейсту. Он появился в Оберзальцберге двумя днями позже, чтобы, наконец, добиться отвода своей группы армий на нижний Днестр.

Утром 30 марта я был разбужен неожиданным известием, что самолет Гитлера «Кондор», который уже забрал на борт фельдмаршала фон Клейста в его штабе, вскоре должен приземлиться в Лемберге (Львов). Этот самолет должен был доставить меня вместе с фон Клейстом в Оберзальцберг. В то время как я вместе с сопровождавшим меня начальником Оперативного отдела Шульц-Бюттгером и со своим адъютантом Штальбергом ожидал на Львовском аэродроме приземления «Кондора», мой начальник штаба разговаривал с генералом Цейтцлером. Последний сообщил – что нам, впрочем, было уже ясно, – что Гитлер хочет снять как фон Клейста, так и меня с наших постов. По прибытии в Берхтесгаден мы вначале разговаривали с генералом Цейтцлером, так как Гитлер хотел принять нас только перед вечерним докладом обстановки. Цейтцлер сообщил, что после последних наших встреч в Оберзальцберге Геринг и Гиммлер, а вероятно также и Кейтель, вновь предприняли нападки, особенно против меня. По словам Цейтцлера, это способствовало тому, что Гитлер пришел к решению расстаться с Клейстом и мной. Когда Гитлер сообщил Цейтцлеру о своем намерении, он немедленно потребовал своего увольнения, так как всегда был полностью согласен со мной и не мог оставаться, если я уйду. Но Гитлер грубо отклонил его просьбу, которая была затем повторена и в письменной форме. Это честное и открытое поведение начальника Генерального штаба было достойно высокой оценки! Описание этой моей последней встречи с Гитлером я позволю себе взять из записи в дневнике, которую я сделал на следующий день:

«Вечером у фюрера. После вручения мечей он заявил мне, что решил передать командование группой армий другому генералу (Моделю). На востоке прошло время операций крупного масштаба, для которых я особенно подходил. Здесь важно теперь просто упорно удерживать позиции. Начало этого нового метода управления войсками должно быть связано с новым именем и новым девизом. Отсюда – смена командования группой армий, наименование которой он также намеревается изменить.

Он, Гитлер, хочет решительно подчеркнуть, что между нами ни в коем случае нет атмосферы недоверия, как это имело место ранее в случаях с другими фельдмаршалами (имена которых он назвал). Он, Гитлер, по-прежнему вполне доверяет мне. Он также никогда не находил каких-либо недостатков в управлении группой армий, более того, был совершенно согласен с командованием группы. Но ему также ясно, продолжал Гитлер, что в течение полутора лет командование группы армий несло слишком тяжелое бремя ответственности и поэтому отдых кажется вполне заслуженным. Он знает, что я один из его способнейших командиров, поэтому он вскоре снова хочет меня использовать. Но в данное время на востоке для меня нет задач. Для того что там теперь предстоит делать, наиболее подходящим ему казался Модель, который остановил отступление группы армий «Север», проходившее в тяжелой обстановке. Еще раз заверив меня в полном доверии, фюрер заявил мне еще, что никогда не забудет, что перед походом на запад я был единственным, сказавшим ему, что прорыв у Седана мог и должен был означать не только одно выигранное сражение, но и оказать решающее влияние на ход всей кампании на западе.

Я ответил фюреру, что безусловно ничего не могу возразить, поскольку он считает возможным при данной обстановке успешнее решать задачи, работая с другим командующим, и поэтому хочет произвести соответствующую замену. Я также считаю, что могу передать командование Моделю без существенного ущерба для дела, так как, добавил я, уже приняты решающие меры по спасению 1 танковой армии: во-первых, его (Гитлера) решение перебросить с запада танковый корпус СС, во-вторых, мой приказ армии пробиваться на запад севернее Днестра. Тем самым сделано то, что должно в основном делать в настоящее время командование группы армий. В дальнейшем важно будет только, чтобы командование организовало помощь и моральную поддержку войскам. Модель с этим также справится.

Фюрер с живостью согласился, что Модель будет особенно подходящим для этого человеком. Он будет “носиться» по всем дивизиям и выжмет из войск последнее. На это я ответил, что дивизии группы армий под моим командованием уже давно отдали последнее и другому не удастся выжать из них ничего более».

Как бы ни расценивать в отдельности то, что Гитлер сказал мне во время этой нашей последней встречи, следует отметить, что он все же выбрал приличную форму, чтобы проститься со мной. Причиной этому не в малой степени послужило требование Цейтцлера. Если, заявил он, Гитлер хочет снять с постов фельдмаршала фон Клейста и меня, то пусть, по крайней мере, он сам сообщит нам об этом и о причинах, побудивших его к этому! Мне было известно, что Геринг и Гиммлер уже давно добивались моего смещения. И все же на решение Гитлера существенное влияние оказало, видимо, то, что ему пришлось уступить мне 25 марта, после того как перед этим он – в присутствии ряда лиц – отклонил мои предложения. Когда Гитлер пожал мне на прощанье руку, я сказал: «Желаю вам, мой фюрер, чтобы ваше сегодняшнее решение не оказалось ошибочным».