Читать книгу "Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс"

Высота этой насыпи составляла двадцать футов. Если бы охрана моста приняла решение защищать его, ведя огонь из-под его арок, их позиция была бы почти неуязвимой. Однако, по нашим расчетам, стремление турок не отрываться от станции заставит их выйти из-под моста. Я приказал половине своих телохранителей взять взрывчатку и вдоль огневых точек наших пулеметчиков на гребне подойти к блиндажу на расстояние броска камня.

Был прекрасный вечер, в желтых тонах, мягкий и неописуемо тихий, резко контрастировавший с нашей непрерывной канонадой. Косые лучи заходившего солнца озаряли отроги гор, оттеняя малейшие изломы их очертаний и создавая таким образом утонченно-сложную картину причудливо сочетавшихся плоскостей. В какое-то мгновение солнце опустилось настолько, что вся поверхность оказалась в тени и на ней на несколько секунд резко высветились бесчисленные, разбросанные по ней обломки кремня, каждая грань которых, обращенная на запад, сверкала отраженным пламенем, как черный алмаз.

Совсем неподходящий вечер для того, чтобы умирать, – так, вероятно, думали мои люди: впервые их нервы сдали, и они отказались выйти из укрытия под пули противника. Они устали, а их верблюды прошли так много, что теперь могли идти только шагом. Понурые животные словно понимали, что одной пули в пироксилиновую шашку в их вьюках достаточно для того, чтобы отправить их на небо.

Расшевелить людей привычным жестом руки мне не удалось, и я, отказавшись от дальнейших попыток, решил выбрать Хемеида, самого молодого и пугливого из них, чтобы он вместе со мной отправился на вершину. Он вздрогнул, как потревоженный лунатик, но спокойно последовал за мной. Мы поехали с ним по кряжу до последнего гребня, чтобы посмотреть на мост с близкого расстояния. Там стоял посасывавший свою вересковую трубку Нури Саид, подбадривавший своих артиллеристов, которые вели заградительный огонь по темневшим тропам между мостом, деревней и станцией. Нури, который был в прекрасном настроении, изложил мне планы нападения и альтернативных вариантов штурма станции, которую мы не собирались штурмовать. Мы минут десять обсуждали с Нури его теорию, а Хемеид вздрагивал в своем седле каждый раз, когда пули, если они не перелетали над нами, ударялись о скалу позади нас или при рикошетах жужжали, как ленивые злые пчелы. Иногда они попадали в куски кремня, выбивая из них белую как мел пыль, на мгновение поднимавшуюся прозрачной завесой в отраженном свете.

Нури согласился прикрыть мое движение к мосту чем только сможет. Тогда я отправил Хемеида обратно с моим верблюдом, чтобы сказать остальным телохранителям, что мое наказание будет для них хуже пуль, если они не последуют за Хемеидом ко мне через опасную зону. Я был намерен пойти к мосту, как только уверюсь в том, что в блиндаже не останется турок.

Пока они колебались, приехал Абдулла, невозмутимый, недальновидный, авантюрный и не боявшийся ничего на свете. Приехал и Зааги. В ярости оттого, что я распустил вожжи, они набросились на уклонявшихся, которые были готовы трястись над плечом всего с шестью царапинами от пуль. Турки блиндаж оставили, мы спешились и подали Нури сигнал о прекращении огня. В воцарившейся тишине мы подползли прямо под арки моста и обнаружили, что там также никого не было.

Мы быстро разложили пироксилиновые шашки по быкам моста. Это был хороший мост, мой семьдесят девятый по счету и стратегически самый важный, поскольку мы были намерены расположиться напротив него в Умтайе до выступления Алленби. Поэтому я решил не оставить от него камня на камне.

Тем временем Нури в сгущавшемся мраке энергично подгонял свою пехоту, артиллеристов и пулеметчиков, спускавшихся к линии. Они должны были отойти на милю в пустыню, построиться в колонну и ждать.

Но переход через железную дорогу такого количества верблюдов отнял очень много времени. Мы сидели под мостом со спичками в руках и злились, готовые мгновенно поджечь запалы (не обращая внимания на мои отряды), если у турок будет объявлена тревога. К счастью, все прошло хорошо, и через час Нури подал мне сигнал. Полуминутой позже (вот что значил мой выбор четырехдюймовых запалов!), едва я свалился в турецкий блиндаж, одновременно взорвались восемьсот фунтов пироксилина и в почерневшем воздухе засвистели летящие камни. Взрыв, должно быть, был слышен на расстоянии полпути до Дамаска.

Нури с глубокой тревогой думал, что я погиб. Он подал сигнал «все чисто», прежде чем узнал, что одна рота пехоты на верблюдах исчезла. К счастью, мои телохранители ревностно принялись восстанавливать свою репутацию. Талаль эль-Харейдин увел их с собой в горы; мы с Нури стояли у зиявшей ямы, где только что высился мост, с включенным электрическим сигнальным фонарем, чтобы обозначить место сбора.

Через полчаса победоносно вернулся Махмуд, возглавлявший пропавшую роту. Мы постреляли в воздух, чтобы вернуть продолжавших искать эту роту людей, а когда все были в сборе, проехали две или три мили по направлению к Умтайе. По скользкому грунту ехать было очень трудно, поэтому мы с удовольствием объявили привал, не нарушая походного строя, улеглись и погрузились в заслуженный сон.

Глава 113

Однако было похоже на то, что нам с Нури поспать не придется. Поднятый нами шум в Нисибе прорекламировал нас так же широко, как и пожары в Мезерибе. Едва мы затихли, как с трех сторон к нам устремились посетители, чтобы обсудить последние события. Ходили слухи о том, что мы совершаем рейды, но не оккупируем территории, что в будущем мы уйдем вообще, как британцы из Сальта, оставив наших местных друзей расплачиваться по счетам.

Ночная тишина час за часом прерывалась все новыми пришельцами, будоражившими наши бивуаки, умолявшими взять их к себе, как пропащих людей, и по-крестьянски припадавшими к нашим рукам, в бормотании, что мы их высшие хозяева, а они преданнейшие нам слуги. Прием этих людей, говоривших, что им было мучительно стыдно нас беспокоить, будить среди ночи, разумеется, не входил в наши планы. Мы были в напряжении три дня и три ночи, отдавали приказания и выполняли приказы, и вот теперь, по дороге на отдых, обидно играть еще и в эту двойную игру завоевывания друзей.

Их подорванное моральное состояние производило на нас все более и более тяжелое впечатление; в какой-то момент Нури отвел меня в сторону и прошептал, что где-то поблизости от нас существовал центр недовольства. Я велел своим телохранителям-крестьянам смешаться с толпой и выяснить истину. По их докладам выходило так, что причина недоверия к нам лежала в первом поселении, в Тайибе, которое было потрясено вчерашним возвращением бронеавтомобилей Джойса, сопровождавшимся несколькими случайными инцидентами, а также страхом, связанным с тем, что это поселение было самым уязвимым местом в случае нашего отхода.

Я позвал Азиза, и мы отправились прямо в Тайибе, через неровные языки лавы, без всяких дорог или троп, через возвышавшиеся настоящими стенами завалы разбитого камня. В хижине старшего сидел конклав, вдохновлявший наших визитеров. Мы вошли туда без предупреждения, когда они обсуждали вопрос о том, кого послать вымаливать милости у турок. Наше появление их явно смутило, поскольку они были уверены в полной безопасности. В течение часа мы поговорили о посторонних вещах, о видах на урожай и о ценах на крестьянскую продукцию, попили кофе и поднялись, собравшись уходить. За нашими спинами снова начался невнятный разговор, но теперь их непостоянные умы повернулись в ту сторону, с какой дул более сильный ветер. К туркам они так никакого обращения и не послали, и уже на следующий день на них посыпались бомбы и снаряды за такой явный сговор с нами.