Читать книгу "Москва - Испания - Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес"

Как Михаилу удалось в последние доли секунды перед смертельным ударом рвануть рукоятку катапульты, он не помнил, но все же он успел «выстрелиться» перед ударом самолетов. Получив сильные ушибы и контузии, он приземлился в своем катапультном кресле в расположении наших войск уже без сознания, и его тут же отправили в госпиталь. «Туз» тоже успел катапультироваться и попал в плен. Когда его допрашивали, он попросил показать ему самоубийцу, который его таранил. Так как Михаил в это время лежал в госпитале, между жизнью и смертью, весь в повязках и гипсе, то вместо него «тузу» показали только что выпущенного из училища молодого паренька, которому для солидности надели орден и пару медалей. Когда на вопрос «туза», он ли его таранил, паренек ответил утвердительно и рассказал все подробности боя (с земли наблюдали за ним и потому были в курсе дела), тот, скрипнув зубами, сокрушенно воскликнул: «Ну, если такие сопляки-русские сбивают таких летчиков, как я, то нам воевать с Россией нечего!»

Пролежав около месяца в госпитале и немного подлечившись, Михаил получил отпуск и отправился в Москву получать свою «Звезду» (награжденным в блокадном Ленинграде все ордена выдавались на месте, только получившие «Героя», направлялись в Москву, где им вручали награду в Кремле). Ленинград был полностью блокирован фашистами, и сообщение с Москвой осуществлялось только по воздуху. Михаила, вместе с двумя такими же, как и он, награжденными и несколькими штабными офицерами, отправили на транспортном самолете в Москву. Им не повезло: в пути их встретили фашистские истребители и, повредив самолет, заставили совершить посадку в расположении врага. Всех взяли в плен. Штабных офицеров (кроме одного, который предпочел застрелиться) отправили по назначению, а летчиков, как не представляющих особого интереса, поместили в эшелон для отправки в лагеря военнопленных.

В пути им удалось выломать пару досок в полу и на какой-то остановке они попытались через эту дыру удрать. Обоих товарищей Михаила при этом убили, а он успел скрыться в лесу. Проблуждав дня два (без еды, еще не окончательно оправившийся от ранений во время тарана, фактически раздетый и разутый, ведь немцы отобрали у них теплые вещи и сапоги, дав взамен какую-то сменку), Михаил набрел на партизан. Пробыл он в их отряде недели две, участвовал в нескольких операциях, а потом его переправили в Москву. «Ну, кончились мои мытарства, – решил Михаил. – Получу “Звезду"’, отдохну и опять на фронт».

Но не тут-то было, мытарства только начинались: вместо Кремлевского дворца и рукопожатия Калинина Михаила привезли на Лубянку. Обычные песни: «Как вам удалось бежать из плена?», «Как так получилось, что из троих только одному вам удалось остаться в живых?», «Не рассказывайте мне сказок!», «Признавайся, фашистский ублюдок, что тебя завербовали шпионить, совершать диверсии! Давай явки, пароли и прочее!». Ничего Михаилу не помогло, даже беседа с самим Берией: вместо Звезды Героя – десять лет лагерей! Затем Бутырская пересылка, этап с уркачами, Воркута, общие работы, доходиловка, много раз был на грани самоубийства.

Как только его арестовали, любимая жена, с которой Михаил зарегистрировался незадолго до начала войны и которой он аккуратно посылал все полученные им на фронте деньги, и конечно «аттестаты», подала на развод, заявив, что «не желает оставаться женой врага народа» (тем более что после ареста ни денег, ни «аттестата» она от Михаила уже не получала; наоборот, ей самой полагалось бы посылать любимому мужу в лагерь хоть немного махорки). Но мало-помалу Михаил в лагере обвык: опытный инженер, летчик, умеющий еще и руками кое-что делать, оказался полезным и тут. Когда он наладил капризничавший дизель, то Михаила оставили его обслуживать. Потом вообще перевели в контору (что-то вроде лагерного КБ – конструкторского бюро). Жить стало полегче. И вдруг вызов в Москву! Поначалу перетрусил (как и я, решил, что на добавку), но когда попал в нашу камеру – успокоился. Кравченко вызвал его на беседу сравнительно быстро, и Мартыщенко уехал еще в середине января.

Парень он был культурный, характера уживчивого, и мы с ним быстро сдружились. Пришлось ему даже участвовать в одной грандиозной камерной драке. После нашего с Михаилом расставания я о нем ничего не слыхал до 1956 года.

К этому времени меня уже давно освободили и даже реабилитировали, и жил я (да и сейчас живу) в Грозном. Еду я как-то на работу в автобусе и вижу, что сидящая впереди меня девушка внимательно читает большую, в пол-листа, статью на последней странице «Известий». Почему-то меня заинтересовал заголовок: «Небо должно быть чистым» (как раз незадолго до этого вышла знаменитая кинокартина режиссера Чухрая «Чистое небо», про одного несправедливо репрессированного летчика). Через плечо девушки я увидел фамилию Мартыщенко, да еще и имя: Михаил Гаврилович! Так значит, жив, курилка! Выпросил я газету и прочел там примерно то, о чем сам писал выше. Обрадовался я очень! Вот что значит «оттепель»! И про нашего брата писать в газетах начали! (Вскоре, правда, «оттепель» сменилась «нормальной погодой», и эта тема так и осталась под запретом).

Написал в «Известия» письмо с просьбой сообщить мне адрес Мартыщенко. Мне очень любезно ответили, что он живет в Таганроге на Промышленной улице, дом 28 и работает на авиационном заводе. Как раз в это время у меня наклюнулась командировка на Таганрогский радиозавод. И тут нельзя не упомянуть о нашей секретомании: всю переписку с Таганрогским радиозаводом мы вели по закрытому адресу: Таганрог, предприятие п/я[241] 32. Когда я туда поехал, в спецчасти мне адреса завода не сказали: дескать, на месте узнаешь. Приехал в Таганрог, остановился в офицерской гостинице, переночевал и звоню в справочную. «Мы таких справок не даем». Пошел в милицию, предъявил все документы, а ответ тот же: раз поехали, должны знать адрес, мы таких справок не даем. Зашел в горком партии, то же самое. Вот это номер! Приехал на место, а адреса одного из крупнейших в стране радиозаводов, выпускающего лучшие по тем временам телевизоры «Рубин», я узнать не могу! Хоть обратно домой поезжай!

Со времени отъезда из Грозного у меня отросла порядочная щетина, бритву я с собой не взял, пришлось идти в парикмахерскую. Зашел, сел в кресло. Мастера обычно бывают очень разговорчивыми: «Откуда приехали?» Поделился с ним своей «нуждой». «Что? Радиозавод? Да это же отсюда двадцать минут езды на трамвае! Номер пять, до конца. Да и остановка-то “Радиозавод”!» Вот тебе и вся секретность! Не надо ни справочной, ни милиции, ни горкома! Парикмахер поведал мне все заводские новости: недавно сняли замдиректора по общим вопросам, третий месяц они не выполняют плана по телевизорам и т. д. Через полчаса я уже был на радиозаводе. В нужный мне отдел сбыта даже и пропуска не надо было. Часа через два я получил все необходимые сведения и решил попытаться отсюда связаться с Мартыщенко. Оказалось, что у радиозавода с авиазаводом есть прямая связь. Меня соединили, и я попросил к телефону Михаила Гавриловича Мартыщенко. Видно, он был там заметной персоной, потому что меня попросили подождать, пока его вызовут по громкоговорителю. Через несколько минут слышу в трубке Мишин голос, называю себя. Михаил как закричит по телефону: «Лева, ты? Живой?!» Узнав, где я остановился, велел мне ждать его около входа в гостиницу ровно в шесть. Вечером мы вдвоем уже сидели в его домике (дело было летом, и вся его семья уехала к родным в деревню), пили не спеша и с закусочкой два пол-литра водки и рассказывали друг другу свои одиссеи.