Читать книгу "Вторая модель - Филип Киндред Дик"

выстрел. Кабина хронолета окуталась трескучим пламенем. Луч опалил Райана, заставив отпрянуть в сторону.

Россыпь бумаг на полу вспыхнула, занялась огнем. Доля секунды – и пламя угасло, оставив от записей Шенермана лишь хлопья черного пепла. Едкая вонь гари ударила в ноздри так, что из глаз Райана ручьями хлынули слезы.

– Прошу прощения, – пробормотал Кастнер, отложив бластер на пульт управления. – Не кажется ли вам, что корабль пора посадить? Земля уже довольно близко.

Райан механически подошел к пульту, ненадолго задумался, сел и начал менять настройки, снижая скорость. Проделал он все это без единого слова.

– Кажется, я понимаю, что произошло с Йоном, – пробормотал Кастнер себе под нос. – Должно быть, у него развилось некое параллельное ощущение времени, способность к восприятию другого, возможного будущего. По мере того как строительство хронолета близилось к завершению, его видения становились все ярче и ярче, не так ли? Обретали убедительность с каждым днем. С каждым днем, приближавшим воплощение хронолета в жизнь.

Райан кивнул.

– Все это наводит на множество новых мыслей, на многое заставляет взглянуть совершенно иначе. Взять хоть мистические прозрения средневековых святых – возможно, они тоже видели иное будущее, иные временные потоки. Образы преисподней, очевидно, были картинами худших временных потоков, а образы рая – картинами лучших. Наш, надо думать, находился где-то посередине. Ну, а образ вечного, неизменного мира, вероятно, навеян безвременьем. Не иным миром, а нашим, только воспринятым извне, из-за пределов времени. Над этим нам тоже еще предстоит немало подумать.

Совершивший посадку корабль замер на опушке одного из множества парков. Подойдя к иллюминатору, Кастнер уставился на деревья возле самого борта во все глаза.

– В книгах, сбереженных моей семьей, имелись изображения деревьев, – задумчиво сказал он. – Тех самых, что растут за стеклом. Вот это называется шинусом, или перечным деревом. А вон там, дальше, деревья из тех, которые называют вечнозелеными. Они зеленые круглый год, отсюда и название.

Подняв портфель и крепко прижав его к боку, Кастнер двинулся в сторону люка.

– Идемте, отыщем людей. Отыщем, и нам будет, с кем побеседовать об общефилософских проблемах, – сказал он, широко улыбнувшись Райану. – Метафизические материи, вопросы бытия и познания занимали меня всю жизнь.

Примечания

1

Дело Пола ("Paul’s Case") – рассказ из первого авторского сборника Уиллы Кэсер. Большая блондинка ("Big Blonde") – рассказ Дороти Паркер. То и другое считается классикой американской литературы XX века. (Здесь и далее – примечания переводчика).

2

Ленни Брюс – весьма популярный в 1950–960-х гг. американский эстрадный комик, социальный критик, сатирик; благодаря смелости суждений – в буквальном смысле слова культовая фигура тех лет.

3

Цитата из стихотворения Уильяма Карлоса Уильямса "К Элси": (в русском переводе – "Чистый продукт Америки"), пер. П. Вегина.

4

Родман Эдвард Серлинг – американский сценарист, драматург и телепродюсер, в 1950-х – один из самых известных, востребованных сценаристов на телевидении.

5

Рубен Люциус Голдберг – американский карикатурист, скульптор, писатель, инженер и изобретатель, более всего известен серией карикатур, изображающих т. н. «машины Руба Голдберга», крайне сложные и громоздкие устройства для выполнения простейших задач (например, огромная машина, занимающая целую комнату и служащая для перемещения ложки от тарелки до рта).

6

Перевод Н. Б. Гафуровой.

7

[Stability]. Написан в 1947 г. или ранее. Первая публикация в 1987 г.

8

[Roog]. Написан в ноябре 1951 г. «Fantasy & Science Fiction», февраль 1953 г. (первое произведение, удостоенное гонорара).

Впервые продав рассказ, ты первым делом звонишь лучшему другу и хвастаешься. Едва разобравшись, в чем дело, друг бросает трубку, а ты сидишь в недоумении, пока до тебя не доходит, что он тоже пытается продавать рассказы, но пока ни единого сбыть не смог. Такая реакция, знаете ли, отрезвляет. Но после, когда домой приходит жена, ты хвастаешь успехом перед ней, и она отнюдь не бросает трубку – наоборот, радуется, гордится тобой. В то время, как мне удалось продать «Рууга» Энтони Бучеру, в «Фэнтези энд Сайенс Фикшн», я по полдня заправлял магазинчиком грампластинок, а по полдня писал, но если кто спрашивал, чем я Я писатель! Дело было в Беркли – в 1951 году. занимаюсь, неизменно отвечал: – Писателями были все вокруг, только никто ни разу не продал ни строчки. Сказать откровенно, подавляющее большинство моих знакомых полагали, будто отправлять рассказ в какие-то там журналы пошло и унизительно: ты его написал, прочел друзьям вслух, а после о нем все дружно забудут, и дело с концом. Так тогда было принято в Беркли. Еще одной заковыкой, мешавшей повергнуть всех вокруг в благоговейный восторг, был тот факт, что рассказ мой – не литературный рассказик, напечатанный в крохотном малоизвестном журнале, а рассказ научно-фантастический. Научную фантастику в Беркли тогда не читал никто, кроме А горстки ее фанатов, крайне странных ребят, жутко похожих на ожившие овощи. – что же с вашими серьезными произведениями? – спрашивали знакомые. Однако у меня сложилось стойкое впечатление, что «Рууг» – рассказ очень даже серьезный. В нем говорилось о страхе, о преданности, о неведомой тайной угрозе и о добросердечном создании, не способном рассказать об этой угрозе тем, кого любит всем сердцем. Какая, скажите на милость, тема может быть серьезнее? Однако под серьезным говорящие чаще всего подразумевали нечто значительное, почтенное, а НФ к такому не относилась по определению. Не одну неделю после продажи «Рууга» ежился я от стыда, осознав, сколь серьезно нарушил неписаный Кодекс Чести, продав рассказ, да не просто рассказ, а научно-фантастический! В довершение всех этих бед я начал тешиться заблуждениями, будто стану зарабатывать писательством на жизнь. Вбил себе в голову, что вполне смогу уволиться из магазина грампластинок, купить пишущую машинку получше и писать целыми днями – и при этом аккуратно вносить платежи за дом. Ну, а как только всерьез начинаешь так думать, за тобой приезжают и увозят известно куда – причем исключительно для твоей же пользы. А после, когда выписывают как излечившегося, от подобных фантазий не остается даже следа, и ты снова идешь работать – в магазин грампластинок, в супермаркет, в чистильщики обуви, нужное подчеркнуть. Видите ли, в чем штука: быть писателем – это… Ну вот как в тот раз, когда я спросил одного из друзей, чем он думает Уйду в пираты, – и при этом отнюдь не заняться, окончив колледж,