Читать книгу "Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг"

– Ваза, ждущая, чтобы ее наполнили фунтами стерлингов, –заметил Холмс.

– А вот Джори – он совсем другой, – продолжал Лестрейд,. –Лорд Халл презирал его больше всех остальных, называл его с раннего детства«рыбьей мордой», «кривоногим», «толстопузым». К сожалению, нетрудно понять,откуда такие прозвища: Джори Халл ростом не больше пяти футов двух дюймов, скривыми ногами и удивительно безобразным лицом. Он немного походит на тогопоэта… Пустышку.

– Оскара Уайлда? – спросил я.

Холмс взглянул на меня с легкой улыбкой.

– Думаю, Лестрейд имеет в виду Элджернона Суинберна, – заметилон, – который, как мне кажется, ничуть не большая пустышка, чем вы сами,Уотсон.

– Джори Халл родился мертвым, – сказал Лестрейд. – Оноставался посиневшим и неподвижным в течение минуты, и врач признал егомертворожденным. Накрыл салфеткой его безобразное тело. Леди Халл, проявивредкое мужество, села, сбросила салфетку и окунула ноги младенца в горячуюводу, принесенную для родов. Младенец зашевелился и заплакал.

Лестрейд ухмыльнулся и закурил маленькую сигару.

– Халл заявил, что погружение в горячую воду привело кискривлению ног у мальчика, и, напившись, обвинял в этом свою жену. Лучше быребенок родился мертвым, чем жил таким, каким он оказался, говорил он, –существо с ногами краба и лицом трески.

Единственной реакцией на это крайне необычное (и для менякак врача весьма сомнительное) повествование было замечание Холмса, чтоЛестрейду удалось собрать поразительно много сведений за столь короткое время.

– Это указывает на один из аспектов дела, к которому выпроявите особый интерес, мой дорогой Холмс, – сказал Лестрейд, когда мысвернули с Роттен-роу, с плеском разбрызгивая грязные лужи. – Чтобы получить отних показания, их не нужно принуждать; от принуждения они замолкают. Слишкомдолго им пришлось молчать. А затем становится известно, что новое завещаниеисчезло. По опыту знаю, что от облегчения люди полностью развязывают языки.

– Принято! – воскликнул я, но Холмс пропустил мой возгласмимо ушей; его внимание все еще было сосредоточено на Джори, безобразномсреднем сыне.

– Значит, этот Джори действительно уродлив? – спросил онЛестрейда.

– Его не назовешь красавцем, но мне приходилось видеть людейпострашнее, – успокоил Лестрейд. – Мне кажется, что отец постоянно проклиналего потому…

– Потому, что он был единственным в семье, кому не нужныбыли его деньги, чтобы пробиться в жизни, – закончил за него Холмс.

Лестрейд вздрогнул.

– Проклятие! Откуда вы это знаете?

– Именно по этой причине лорду Халлу пришлось выискивать уДжори физические недостатки. Какое раздражение, должно быть, вызвало у старогодьявола то, что противостоящая ему потенциальная цель так хорошо защищена вдругих отношениях. Издеваться над юношей из-за его внешнего вида или его осанкипристало школьникам и пьяным дуракам, но негодяй вроде лорда Халла привык, внесомнения, к более благородной добыче. Я осмелюсь высказать предположение, чтоон, возможно, несколько побаивался своего кривоногого среднего сына. Итак,каков был ключ Джори к двери камеры?

– А разве я не сказал вам? Он рисует, – ответил Лестрейд.

– Ага!

Джори Халл, как это позднее стало ясно по его полотнам,выставленным в нижних залах дома Халла, был действительно очень хорошимхудожником. Нет, он не принадлежал к числу великих мастеров, я совсем не этоимел в виду. Но его портреты матери и братьев были настолько точны, чтонесколько лет спустя, впервые увидев цветные фотографии, я тут же вспомнил тотдождливый ноябрьский день 1899 года. А портрет его отца был, наверное, простогениален. Несомненно, он потрясал (даже запугивал) той злобой, которая,казалось, исходила от полотна подобно сырому кладбищенскому воздуху. Возможно,сам Джори напоминал Элджернона Суинберна, но его отец и походил – по крайнеймере в исполнении среднего сына – на одного из героев Оскара Уайлда, этогопочти бессмертного повесу – Дориана Грэя.

Полотна Джори писал долго, однако рисунки был способенделать с такой невероятной легкостью и точностью, что порой приходил изГайд-парка к вечеру субботы с двадцатью фунтами в кармане.

– Готов поспорить, что отцу это не нравилось, – сказалХолмс. Он машинально сунул руку за своей трубкой, но тут же убрал ее. – Сынбританского пэра рисует богатых американских туристов и их спутниц в лучшихтрадициях французской богемы.

Лестрейд от души рассмеялся.

– Можете себе представить, как он бесился от злости! НоДжори – молодчина – не собирался отказываться от своего мольберта вГайд-парке.., по крайней мере до тех пор, пока его отец не согласитсявыплачивать ему тридцать пять фунтов в неделю. Отец, конечно, назвал это«низким шантажом».

– Мое сердце обливается кровью, – заметил я.

– Мое тоже, Уотсон, – сказал Холмс. – А теперь о третьемсыне, Лестрейд, и побыстрее – я вижу, мы уже почти приехали к дому Халлов. Какобъяснил Лестрейд, Стивен Халл имел больше всех оснований ненавидеть своегоотца. По мере того как подагра стала развиваться все быстрее, а умственныеспособности старого лорда ухудшались, все больше дел своей судоходной компаниион поручал Стивену, которому к моменту смерти отца исполнилось всего двадцатьвосемь лет. На плечи молодого человека взвалилась огромная ответственность, аесли его решение – даже самое незначительное – оказывалось неверным, вина тожепадала на него. И несмотря на все это, он не извлекал никакой финансовой выгодыот удачно проведенных торговых операций и улучшения дел отцовской компании.

Лорду Халлу следовало относиться к Стивену с благодарностью,поскольку молодой человек оказался единственным сыном, проявлявшим интерес исклонность к работе в компании, которую он основал. Стивен был идеальнымпримером того, что Библия называет «хорошим сыном». Но вместо любви иблагодарности лорд Халл расплачивался за успешные усилия молодого человекапрезрением, подозрительностью и ревностью. За два последних года жизни старикне раз высказывался на его счет, утверждая, что Стивен способен «украсть пеннис глаз мертвеца».

– Вот ублюдок! – не в силах сдержаться, воскликнул я.

– Давайте пока не станем принимать во внимание новоезавещание, – сказал Холмс, снова упершись подбородком в пальцы, скрещенные нанабалдашнике палки, – и вернемся к старому. Даже принимая во внимание несколькоболее щедрые условия этого документа, можно заключить, что у Стивена Халлаимелись основания для недовольства. Несмотря на все свои усилия, которые нетолько спасли семейное состояние, но и увеличили его, он должен был получитьвсего лишь долю, причитавшуюся самому младшему сыну.