Читать книгу "Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони"

Но время шло, судьи не появлялись, их не вызывали на допрос, тюремщик был нем как рыба. Катрин посчитала по сменам караула, что должно было пройти уже пять-шесть дней, но как знать, не ошиблась ли она, сидя в этой яме, куда не проникал дневной свет? Несомненно, если бы это заточение длилось дольше, Катрин мало-помалу пришла бы в полное отчаяние. Но этого не случилось. Факел осветил вдруг вонючую дыру, куда ее бросили. Тюремщик спустился на веревке и поднял ее наверх. Она очутилась наверху, во дворе замка, от яркого солнца она щурила глаза, как ночная птица. Солдаты, ожидавшие ее, рассмеялись при виде ее неловких движений, которым мешали цепи. Один из них схватил ведро воды и выплеснул на нее.

– Фу! – воскликнул он. – Какая грязная девка!

Игра понравилась остальным. Теперь каждый старался как можно больше вылить на нее воды. От холодной воды у нее перехватило дыхание, но солнце уже хорошо грело. Она испытывала тайную радость от того, что тюремная грязь стекала с нее с каждым ведром воды. С дозорной башни прозвучало отрывистое приказание, и солдаты побросали ведра. Вся мокрая, Катрин почувствовала, как у нее от радости начинает сильнее биться сердце: из Дозорной башни вышел, пошатываясь, человек с закованными руками и пошел вперед на ощупь, как слепой. Он был грязный, исхудавший, но, несмотря на его бедственное положение, Катрин узнала в нем Арно. Окруженные стражниками, они не могли броситься друг к другу, но одно то, что он был жив, наполнило ее несказанной радостью… Цепи заменили веревками, и солдаты древками копий подталкивали их к подъемному мосту замка. Настал их смертный час, и, конечно, их вели на городскую площадь, чтобы пытать в назидание остальным.

Когда арестованные в окружении солдат вышли на площадь Старого рынка, Катрин, несмотря на свое блаженное состояние, почувствовала, как мужество покидает ее, а сердце пронизывает страх. Ведь смерть, когда она предстает в конкретной форме, особенно страшна. Катрин видела перед собой на каменном возвышении высотой в целый этаж гору поленьев и хвороста, а наверху зловещий брус, с которого свисали цепи. Она в растерянности искала глазами Арно. Нахмурив брови и стиснув зубы, он тоже смотрел на приготовленный костер, пытаясь побороть, возможно, такой же страх. Катрин подумала, что в бою он должен был так же смотреть на врага. Но он, видимо, думал о ней, потому что посмотрел на молодую женщину с такой любовью и с таким состраданием, что ей стало уже не так страшно. Вокруг костра суетились оборванцы, укладывая вязанки хвороста под руководством палача…

Площадь была заполнена народом, но особенно много собралось английских солдат… Горожане должны были довольствоваться тем, что можно было увидеть из окон, с крыш и с опор старого крытого рынка, поскольку на треугольной площади находилось добрых шесть или семь сотен солдат. На пустом месте, помимо костра, был сооружен маленький эшафот с виселицей, но Катрин знала, что эта виселица стояла там постоянно. Впрочем, сейчас ею никто не занимался.

Солдаты толкали арестованных вперед, но вместо того, чтобы направиться к костру, их остановили около двух больших, задрапированных красной тканью трибун, воздвигнутых спиной к старому трактиру «Корона». На трибунах начали собираться священники и английские сановники. Лучники стояли так плотно, что арестованных почти не было видно из-за их спин, но, оказавшись совсем рядом с Арно, Катрин обрела вновь все свое мужество: они не могли соединить связанные веревками руки, но могли коснуться друг друга плечом. Арно быстро прошептал:

– Здесь умрем не мы, Катрин. Этот костер ждет еще кого-то… Боюсь, что я знаю кого! Посмотри на трибуны…

– Молчать! – сердито проворчал сержант, командующий эскортом.

Действительно, на самой большой трибуне появились епископы, среди которых Катрин узнала Кошона. Они стояли вокруг массивного человека в пурпурной сутане с горностаевой накидкой – это был кардинал Винчестера, рядом с ним возвышался высокомерный и вооруженный до зубов граф Уорвик. Эти важные персоны заняли места в креслах, и толстый кардинал сделал знак рукой. Колокола точно только и ждали этого сигнала и начали погребальный звон: вначале колокол собора Святого Спасителя, затем церкви Сент-Этьенн, потом собора Сен-Маклу, Святого Уана и все остальные. Мрачные звуки падали в душу Катрин. Ей было холодно, несмотря на теплый солнечный день, который уже высушил ее одежду и волосы. Двухколесная повозка выехала из соседней улицы в окружении английских пехотинцев, вооруженных пиками. В повозке, привязанная к решетке, сидела белая фигура с клобуком на голове.

– Жанна… – простонала Катрин сдавленным от горя голосом… – Это Жанна, боже мой!

Крепкие глотки полусотни монахов, горланившие псалом Давида, заглушили слова Катрин, и она повернула к Арно мятущийся взгляд.

– Мы увидим… этот ужас?

Он не ответил, а только покачал головой, но Катрин успела увидеть две крупные слезы, катившиеся из его глаз. Молодая женщина опустила голову и заплакала. Связанные руки причиняли ей страдания, и она безумно сожалела о том, что не могла спрятать глаза, заткнуть уши, чтобы не слышать звона колоколов, зловещего пения и грубого смеха солдат. С этого момента начала разворачиваться для Катрин ужасная трагедия, достигшая кульминации, когда белая связанная фигура появилась наверху огромной поленницы дров. Сквозь слезы, заполнившие ее глаза, она почти ничего не видела, но узнала брата Изамбара. Поднявшись на кострище, он продолжал увещевать Жанну. Катрин услышала, как попросили принести крест, видела, как сержант наклонился и, подобрав с земли две ветки, связал их шнурком в виде креста и протянул его жертве… Палач уже бегал вокруг кострища с факелом в руке. Черный дым поднялся, пламя затрещало и запрыгало вверх. Ужасный запах серы наполнил площадь. Катрин без сил, охваченная ужасом, сложилась пополам, и ее вырвало тем немногим, что она съела.

– Боже мой! – крикнул Арно, корчась в своих оковах. – Катрин, не умирай!.. Не ты!

Ничего не говоря, английский сержант проскользнул между своими товарищами, побежал в трактир и принес кувшин вина. Осторожно он дал отпить Катрин несколько глотков. Несчастная женщина почувствовала себя немного лучше. Вино как пламя разливалось по всему телу, возвращая ее к жизни. Она попыталась слабо улыбнуться, чтобы поблагодарить того, кто ей помогал. Это был уже пожилой человек с большими усами и седеющими волосами. Из-под его каски были видны глаза, полные слез.

– Спасибо, друг… – произнес рядом с ней серьезный голос Арно.

Солдат поднял свои тяжелые плечи, злобно вытер влажные щеки и пробурчал, посмотрев на костер:

– Я не воюю с женщинами! Я не епископ Кошон…

Он, запинаясь, с трудом говорил по-французски, но тон его восполнял смысл.

Костер теперь пылал вовсю. Из середины пламени раздался женский голос. Жанна кричала: «Иисусе!»

Ее не было видно, но брат Изамбар с риском загореться самому протягивал в костер ритуальный крест, который принесли из церкви. Костер трещал, выбрасывая клубы черного дыма. Ни один звук не исходил больше из уст жертвы. Тогда палач раздвинул дрова, и показалось обугленное тело Жанны. Она была мертва. Огонь сжег ее рубашку и обнажил почерневшее тело молодой девушки. Эта ужасная сцена была слишком жестокой для Катрин. На этот раз она лишилась чувств.