Читать книгу "Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру"

Я пересказал новость Стиву.

Потом вылил остатки бутылки «Мейкерс марк» в раковину, рассудив, что худшее в данной ситуации – это напиться. Стив попросил меня сообщить в «Мелоди мейкер», что он не хотел бы, чтобы его фотографии использовались в неизбежных трибьютах… Кажется, когда я перезвонил, то разговаривал с нашим главным редактором, Алланом Джонсом. Он сказал, чтобы я просто ехал и делал что нужно: «Авиабилеты и все остальное, все это не важно, мы всё оплатим, и ты не обязан писать, если не хочешь». Этот диалог я буду вспоминать с вечной благодарностью.

Не могу точно описать, что было дальше. Происходящее казалось нереальным. Я не знал, что делать, куда ехать. Я не хотел лететь в Сиэтл, чтобы не сталкиваться с тем ужасом, который, как я знал, свалится на меня сразу после прилета. За последние пять лет я позабыл о своем прошлом и не сталкивался с печальными сторонами жизни. Я мечтал оказаться где угодно, но не в Америке, не в Сиэтле, не в Огайо… Я вспоминал те случаи, когда не желал звонить Курту или Кортни, считая, что знаменитостям не нужны друзья, когда вокруг столько менеджеров. Если бы Курту удалось потрепаться со мной и Стивом, сходить пару раз на концерт «Guided By Voices», напиться с Ким Дил, он никогда не дошел бы до такого конца…

Да.

Телефон проснулся вновь. Это звонил из аэропорта мой друг Эрик Эрландсон: «Кортни хочет, чтобы ты прилетел в Сиэтл». Так я оказался в стерильных, анемичных проходах аэропорта Цинциннати, вместе со Стивом и сумкой с виниловыми альбомами, которые я купил за день до того. Мы не знали, что сказать друг другу. Я отдал Стиву альбомы, чтобы он увез их с собой в Англию.

И вот я летел в Сиэтл в тот же день, когда нашли тело Курта Кобейна; слезы струились по моему лицу, а в голове постоянно вертелся рефрен песни «Hole». «Пройди со мной через это, – пел женский голос. – И я клянусь, что умру за тебя».

Эрик попросил меня по прибытии в Сиэтл позвонить, чтобы за мной прислали машину в аэропорт. Это было необходимо. Когда я добрался до ворот резиденции Кобейна на Лейк-Вашингтон, снаружи творился бедлам. Полицейская лента, кучки репортеров, зеваки на перекрытой дороге. Никого не допускали без особого приглашения. Я не мог отделаться от мысли, что добился высшей чести для рок-журналиста: быть в списке приглашенных на смерть рок-звезды. Простите за черный юмор, но вы же знаете, черт возьми, что мы любили так острить.

В самом доме царило непонятное молчание. В одном углу стоял Марк Лэнеган, ни с кем не разговаривая. Он выглядел одиноким, и я тоже чувствовал себя потерянным – оба мы были отделены от остальных ситуацией и собственным темпераментом. Казалось естественным, что мы должны держаться вместе.

Больше не было почти никого, пока не появились Крист и Дэйв с несколькими друзьями и семьей, встав в другом конце комнаты. Лагерь Кортни и Эрика появился чуть позже… или раньше. Помню, что какие-то типы с лейблов смерили меня взглядом – я ведь был журналист, и я подумал: «Тупые, тупые придурки. Мне никто не платил за то, чтобы я притворялся другом».

Мы с Марком болтались по дому, когда большинство уже ушло. Между Кортни, Эриком и Кали вспыхивали резкие споры, но в этом не было ничего необычного. Кто-то хотел принять наркотики, чтобы как-то спрятать внезапную жуткую боль, другие с равным рвением требовали их запрета в доме. Кортни представила нас маме Курта, Венди, используя мое настоящее имя: «Это друг Курта Марк и мой друг Джерри». Нам обоим показали и прочли записку самоубийцы.

И больше мне почти нечего сказать о том печальном уик-энде. Мы с Марком все время жили в его квартире, где-то у начала монорельсовой дороги, в центре города. Мы никуда не выходили – может, только кофе выпить на углу. Мы почти не разговаривали. Меня больше заботило, все ли в порядке с Марком, и я почти уверен, что и он беспокоился обо мне. Однажды мы включили телевизор: там говорили о «Nirvana» и о бдении фанов, и мы сразу же выключили его. Деятели «Sub Pop» устраивали в «Crocodile» ежегодную вечеринку, которая теперь превратилась в поминки. Что ж, все верно, хотя Курт не очень ладил со своими бывшими товарищами в последние годы. Мы послушали несколько альбомов, побродили по дому, скрывая слезы. Однако в основном мы просто сидели и ждали звонка Кортни, если понадобимся ей.

Когда настал день панихиды, стояла прекрасная солнечная погода – такой день, когда Сиэтл кажется самым прекрасным городом в мире: ни облачка, горы Рэйнер и Олимпикс блистают за небоскребами и Спейс-Нидл. Всю прошлую неделю шел дождь, как обычно бывает на тихоокеанском Северо-Западе.

– Курт никогда не убил бы себя, если бы на прошлой неделе была такая погода, – задумчиво отметил Марк.

Через пару дней я вернулся в Англию.

На панихиде по Курту Дэнни Голдберг произнес речь, которая помогла мне окончательно понять, почему певец все-таки сдался. Этот спич не имел ничего общего ни с действительностью, ни с человеком, которого я знал. В ней о Курте говорилось как об «ангеле, который спустился с небес в человеческом обличье, который был слишком хорош для этой жизни, и поэтому он пробыл с нами так недолго». Да вашу же мать! Курт был таким же злым, переменчивым, нетерпимым, невыносимым, забавным, скучным, как любой из нас; просто так оказалось, что он слишком близко к сердцу принял ту ситуацию, в которую попал. После службы я вышел из церкви и побрел – куда угодно, лишь бы подальше от этих самоуверенных идиотов, купающихся в собственной славе и важности.

На этом безумие не закончилось.

Я по-прежнему ездил по Америке, Австралии и Европе, все сильнее пил. А что еще было делать? Ведь все это не по-настоящему, правда? Я был уверен, что однажды мне позвонят Антон или Дженет и расскажут, что все это была гнусная шутка. Особенно остро я почувствовал абсурд происходящего, когда Кортни показала мне место, где нашли тело Курта и где она зажгла несколько свечей в память о нем, – но подчас смириться с крупными событиями сложнее всего. И я продолжал перепивать группы, их пиарщиков и просто случайных попутчиков, тщетно пытаясь вернуть свое ощущение жизни; я стал писать еще отчаяннее в поисках новых героев.

Только когда мой паспорт украли из номера в Чикаго, пока я лежал без сознания на полу по другую сторону кровати в собственной блевотине, я наконец перестал ездить в Америку. Вместо этого я продолжал биться головой о стену по другую сторону Атлантики, таскаясь по пабам, чтобы каждый вечер пытаться убить время, и даже не беспокоясь при этом собственно о концертах.

Музыка разрушила меня.

Глава тридцатая

Напоследок

– Последний раз я видела Кортни лично, когда она приезжала на музыкальную конференцию «Rockrgrl» в 2000 году, – говорит Джиллиан Дж. Гаар. – С ней были сестры Курта, Брайан и Ким. Было что-то мистическое в том, что Ким настолько походила на Курта. Особенно меня поразило, что она курила сигареты точно так же, как он. Как будто у Курта появился двойник. И она так же тихо говорила. Мы пошли в номер в гостинице и стали пить пиво из мини-бара. Ким открыла свое пиво, сделала глоток и пробормотала, как бы сама себе: «Ах… будто снова в школу вернулась».