Читать книгу "Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века - Бенджамин Мозер"

Давид с ней не соглашался. Ей надоела его настойчивость, и она начала защищаться:

«Еще раз о моем тексте. Я написала его в прошлый четверг в Берлине. Этот текст был о риторике по CNN. Шэрон попросила меня что-нибудь написать, и я согласилась. Ты говоришь о «мнении, которое навязала мне Шэрон». Я тебя умоляю… Мои ошибки – это мои ошибки»[1610].

«Никогда не признавайся в ошибке», – писала она в романе «В Америке». Действительно, за исключением того случая с Давидом, она практически никогда не признавала своих ошибок. С Давидом она шла на попятный, пытаясь заручиться поддержкой единственного человека, который мог ее отчитать, выражение «моя ошибка» она практически не использовала в общении с другими людьми, ни с кем, кроме него.

Однако Зонтаг понимала, почему ее критикуют. Кампания была направлена не столько против нее, сколько против всех, кто подвергал сомнению действия администрации. 26 сентября пресс-секретарь Белого дома Эри Фляйшер предупредил, чтобы люди «следили за тем, что говорят, и за тем, что делают». Комика Билла Мара раскритиковали за то, что он сказал приблизительно то же самое, что и Зонтаг, а именно, что террористы не были трусами. «Быть в самолете, который таранит здания, я бы точно не назвал трусливым поведением», – заявил он. Рекламодатели ушли из его программы, и к концу сезона его ток-шоу закрыли.

Гленн Гринвальд, один из самых настойчивых критиков администрации Буша, считал, что реагировать надо до того, как эмоции превратятся в железобетонную ортодоксию. Было важно сказать, что «причина, по которой нам надо прекратить убивать людей дронами, в том, что нам не нужны люди, которые будут нам мстить. Поэтому Зонтаг и другие говорят о том, что не надо использовать теракты для оправдания политики милитаризма и требования военного превосходства. Настало время бороться с этими идеями».

Гринвальд считал, что Зонтаг права, указывая на связь американской политики и терроризма:

«У большинства американцев была уверенность в том, что США занимались своими делами, и вот, откуда ни возьмись, совершенно без причины, на нас решили напасть эти гребаные религиозные фанатики. Просто потому, что они гребаные фанатики, сумасшедшие и люто ненавидят нас. Мне кажется, что такой человек, как Зонтаг, которая несколько десятилетий говорит о том, что США ведут агрессивную политику насилия, совершенно справедливо и обоснованно делает такие выводы»[1611].

Возможно, другой президент мог бы вести себя иначе и показать, что Зонтаг не права. Но Джордж Буш вскоре втянул США в военную авантюру не хуже Вьетнама. И если ее оценка ситуации оказалась бы правильной, то критика ее слов Давидом и другими была бы необоснованной. Ее анализ объяснялся недостатком эмпатии, что пагубно влияло на ее отношения с людьми и делало банальными многие ее политические оценки. Бренда Шогнесси была в шоке:

«После терактов 11 сентября она сказала одну вещь, которая меня просто поразила. Она сказала: «Ресторанные работники! Ресторанные работники! Мне наплевать на директоров. Мне наплевать на финансистов. Ресторанные работники». Я, типа: «Стоп, тебе наплевать на других людей?» Очень странное политическое заявление после терактов 11 сентября»[1612].

11 сентября Энни Лейбовиц была уже на восьмом месяце беременности. Она находилась у врача и слушала ритм биения сердца своего ребенка. «Когда я вернулась в свою квартиру, то, посмотрев в окно, поняла, что башни-близнецы исчезли. На их месте стоял дым столбом. Я не схватила камеру и не побежала на улицу только потому, что мне надо было думать в первую очередь о ребенке»[1613], – говорила она. Спустя несколько дней Сьюзен вернулась в Нью-Йорк и вместе с Энни она пошла к месту, где раньше возвышались башни. Чтобы скрыть беременность, Энни надела широкое пальто.

В конце сентября, для того чтобы выразить свою солидарность городу, в котором она провела «10 бурных лет», в Нью-Йорк приехала аргентинская писательница Луиса Валенсуэла. Непосредственно перед днем рождения Энни, 2 октября, Сьюзен пригласила Луису в загородный дом Энни в Райнбек. «Энни собрала друзей, коллег и своих сотрудников, чтобы все поверили в то, что этот мир все еще стоит того, чтобы в нем рожали детей», – говорила Луиса Валенсуэла. Сьюзен, на голове которой была бейсболка с логотипом нью-йоркских пожарных, предложила почитать новеллу «Рип ван Винкль», действие которой разворачивается поблизости от Райнбека. «Сьюзен читала, и было божественно. Потом Сьюзен пригласила меня в домик, в котором она жила на территории поместья Энни. И, глядя на поверхность пруда, она говорила со мной о счастье и том, как ей приятно, что родится ребенок. «Я стану практически бабушкой», – говорила она»[1614]. 16 октября 2001 года Сьюзен перерезала пуповину Сары Камерун Лейбовиц. «Когда мне в роддоме привезли Сару и оставили с ней наедине, я жутко испугалась»[1615], – призналась Энни.

Сьюзен тоже испугалась, потому что поняла, что после рождения ребенка Энни может ее бросить. Анна Винтур, редактор Vogue издательства Condé Nast и формально босс Энни, приехала на праздник в честь рождения Сары. В квартиру она поднималась в одном лифте со Сьюзен. Майкл Силверблатт говорил, что Энни приветствовала своего босса с бо́льшим энтузиазмом, чем, пожалуй, следовало бы.

«Сьюзен сказала: «А я теперь что? Вырезанная печень?» Я просто ушам своим не поверил, не ожидал, что Зонтаг произнесет такую фразу в стиле Барбары Стрейзанд. Но она хотела быть рядом с Энни, хотела, чтобы ее не игнорировали и не забывали. Анну Винтур, конечно, нельзя игнорировать, но о Сьюзен стоит помнить. Для Зонтаг это была сцена из оперы, в которой любовник приветствует принца-регента и игнорирует убогий предмет своего обожания»[1616].

«Мне кажется, что она не хотела меня с кем-либо делать», – заметила Лейбовиц.

В начале 2002-го Энни уехала из Лондон-Террас. Она приобрела два стоящих рядом дома в Вест-Виллидж и начала там ремонт. В мае Сьюзен писала Луисе Валенсуэла: «Я до конца не понимаю причин, но в новой жизни Энни мне нет места. Видимо, предполагается, что я иногда могу навещать ее, но при этом вокруг будет много людей».

ЧУВСТВУЕТСЯ, ЧТО СЬЮЗЕН РАССТРОЕНА И ПЫТАЕТСЯ ПРИВЛЕЧЬ К СЕБЕ ВНИМАНИЕ ЭННИ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ЗОНТАГ ВЕДЕТ СЕБЯ КАК СТОИК: «Я ПОВТОРЯЮ СЕБЕ, ЧТО НЕ ХОЧУ БЫТЬ БЛИЗКА К ДОВОЛЬНО БРУТАЛЬНОМУ И ИМПЕРСКОМУ ЧЕЛОВЕКУ, В КОТОРОГО ОНА ПРЕВРАТИЛАСЬ»[1617].