Читать книгу "Тайна двухколесного экипажа - Фергюс Хьюм"

— Так я прав? — подался вперед Горби.

— Я не говорила, что не правы, — ответила миссис Сэмпсон. — Часам не всегда можно доверять больше, чем мужчинам и женщинам… Но это же не помешает ему страховку получить, правда? Обычно- то он раньше двенадцати приходит.

— О, насчет этого можете не беспокоиться, — ответил сыщик, радуясь добытым важным сведениям. — Это комната мистера Фицджеральда?

— Да, — ответила домовладелица, — но он сам здесь мебель ставил, потому как любит роскошь; хотя не сказать, что у него самого такой уж хороший вкус, ведь, чего уж тут скрывать, это я помогала ему выбирать. У меня есть еще одна такая комната, и если кто-то из ваших друзей подыскивает жилье, то у меня очень хорошие отзывы, и готовлю я вкусно, и если…

Тут звонок в дверь заставил миссис Сэмпсон отвлечься, и, торопливо извинившись перед Горби, она, хрустя суставами, поспешила вниз. Оставшись в одиночестве, мистер Горби встал и осмотрелся. Комната была меблирована отлично, радовали глаз и картины. В конце комнаты, у окна, стоял письменный стол, заваленный бумагами.

«Искать бумаги, которые он достал из кармана Уайта, пожалуй, бесполезно, — подумал сыщик, просмотрев несколько писем, — потому что я не знаю, что это, и даже если увижу, не пойму, что это они. Но мне бы хотелось найти недостающую перчатку и бутылку из-под хлороформа, если он еще не избавился от них. Тут их не видно, придется поискать в спальне».

Времени терять было нельзя — миссис Сэмпсон могла вернуться в любую минуту, поэтому мистер Горби быстро прошел в спальню, в которую вела дверь из гостиной. Первым, что бросилось в глаза сыщику, была стоявшая на туалетном столике большая фотография Мадж Фретлби в богатой рамке — точно такая же, как он уже видел в альбоме Уайта. Он взял ее и усмехнулся.

— А вы красивая девушка, — сказал он, обращаясь к изображению. — Но вы дали свою фотографию двум молодым мужчинам, оба были влюблены в вас, и оба были вспыльчивы. В итоге один из них мертв, а второй ненадолго переживет его. Вот что вы наделали.

Он поставил портрет на место и, обведя взглядом комнату, заметил короткое светлое пальто на стене у двери и мягкую шляпу.

— Ага! — произнес сыщик, подходя. — Вот и то самое пальто, в котором вы убили несчастного. Интересно, что у вас в карманах.

И он по очереди их осмотрел. В одном обнаружились старая театральная программка и пара коричневых перчаток, но во втором мистер Горби сделал открытие — нашел не что иное, как недостающую перчатку. Да, это была она, грязная белая перчатка на правую руку с черными швами на тыльной стороне, и сыщик с довольной улыбкой осторожно положил ее обратно в карман.

«Утро прошло не зря, — подумал он. — Я выяснил, что он вернулся домой во время, согласующееся со всеми его передвижениями после часа ночи в четверг, и нашел недостающую перчатку, которая явно принадлежит Уайту. Если бы еще найти бутылочку из-под хлороформа, я был бы совсем доволен».

Но бутылку из-под хлороформа найти не удалось, хотя Горби и обыскал самым тщательным образом всю комнату. Наконец, услышав шаги миссис Сэмпсон, он оставил поиски и вернулся в гостиную.

«Наверное, выбросил ее, — подумал он, усаживаясь на прежнее место. — Но это не имеет значения. Пожалуй, на основании того, что уже найдено, можно выстроить цепочку доказательств, которых хватит, чтобы засадить его. К тому же, я полагаю, когда его арестуют, он сознается во всем. Похоже, его гнетет содеянное».

Дверь отворилась, и в комнату ворвалась разгневанная миссис Сэмпсон.

— Один из этих китайских торговцев, — пояснила она, — вздумал спорить со мной о моркови, как будто я не знаю, что такое морковь, и молол что-то про шиллинг на своем наречии — можно подумать, у них там не знают, что такое шиллинг! Но я на дух не переношу иностранцев с того случая, когда один француз, который учил меня своему языку, сделал ноги, прихватив с собой мамин серебряный заварник, который всегда стоял в буфете для гостей.

Мистер Горби прервал поток воспоминаний миссис Сэмпсон заявлением о том, что теперь, когда она сообщила все интересующие его сведения, он покинет ее.

— И я надеюсь, — сказала миссис Сэмпсон, отворяя ему дверь, — что буду иметь удовольствие видеть вас снова, если дела мистера Фицджеральда этого потребуют.

— О, мы еще увидимся, — с натужной веселостью заверил ее мистер Горби.

«И наша следующая встреча, возможно, понравится вам меньше, потому что вас вызовут как свидетеля», — добавил он мысленно.

— Правильно ли я вас понял, миссис Сэмпсон, — продолжил он, — мистер Фицджеральд обещал сегодня вернуться пораньше?

— Да, сэр, — ответила миссис Сэмпсон, — он будет пить чай со своей юной леди, мисс Фретлби, у которой денег столько, что она не знает, куда их девать; хотя, что ж, и у меня столько было бы, будь мой отец таким богатым.

— Не нужно рассказывать мистеру Фицджеральду, что я приходил, — сказал Горби, закрывая калитку. — Я, наверное, сам зайду сегодня поговорить с ним.

«Какой толстяк! — подумала миссис Сэмпсон, когда сыщик ушел. — Точно как мой покойный отец, который всю жизнь был тучным, потому как много ел и часто к стакану прикладывался; хотя я-то пошла в мать, а у нее в семье все худые были, чем и гордились».

Она закрыла дверь и пошла наверх убирать посуду. Горби тем временем мчался в полицейское управление за ордером на арест по обвинению в умышленном убийстве.

ГЛАВА 10

Именем королевы

День был изнуряющее жарким; это был один из тех безоблачных дней, когда солнце жжет сухие улицы, отбрасывая густые, черные тени, — настоящий австралийский декабрьский день, по ошибке заброшенный небесным распорядителем погоды в середину августа. Но после действительно холодной прошлой недели это радовало.

В это субботнее утро весь модный Мельбурн вышел «фланировать» на Коллинс-стрит. Для южного города Коллинс-стрит — то же самое, что Бонд-стрит или Роу для Лондона, или бульвары для Парижа.

Во время этого «фланирования» люди показывают новые наряды, раскланиваются с друзьями, отворачиваются от врагов и ведут светские беседы. Несомненно, все то же самое происходило на Аппиевой дороге, этой модной улице Древнего Рима, еще в те времена, когда Катулл нашептывал веселые глупости на ушко Лесбии, а Гораций принимал поздравления от друзей по поводу новой части своих гражданских стихотворений. История повторяется, и каждому городу всеми законами цивилизации предопределено иметь одну особенную улицу, на которой могут собираться поборники моды.

Коллинс-стрит, конечно, не так грандиозна, как упомянутые выше улицы, но люди, расхаживающие туда-сюда по брусчатке, одеты так же нарядно и так же приятны, как любители променадов в этих знаменитых городах. Как солнце заставляет распускаться яркие цветы, так и соблазнительное воздействие жаркой погоды вывело из домов женщин в платьях самых разнообразных цветов и оттенков, отчего длинная улица стала походить на одну сплошную беспокойную радугу.