Читать книгу "Взгляд сквозь пальцы - Елена Арифуллина"

Между тем парень внимательно оглядел своих уродов, поколебался несколько секунд и движением рыбака, подсекающего Большую Рыбу, выхватил из ряда корабликов один – третий слева, тот самый, на который упал мой взгляд в первую очередь.

– Я вам в пакет положу.

– Сколько с меня?

– Триста.

Я протянула ему три сотенные бумажки, он мне – голубой пакетик с надписью «Спасибо за покупку!»

Наши глаза встретились.

– Ты кто? – прозвучало в голове.

– Ольга, – опешив, подумала я.

– Я Гурген.

– Ты… тоже?

– Да. Не бойся. Привыкнешь. Только стае не попадайся.

– Какой?

Тут к развальчику подошли покупатели – пожилая пара. Женщина стала выбирать деревянные серьги, прикладывать их к лицу, жеманно интересуясь: «Ну, как?» Ее спутник что-то бурчал в ответ, Гурген держал зеркало и предлагал еще ожерелье – в комплект…

Я свернула за угол кафе и, копируя жест Гургена, посмотрела на него сквозь пальцы. Возле пожилой пары у холщового прилавка стоял пес. Обычная уличная дворняга, тощий кобель с грязной бело-желтой шерстью и приметным коричневым пятном на морде. Я едва сдержала крик, вцепившись зубами в кулак.

– Ну что, полегчало? – прозвучало в голове.

– Я тебе чем-то повредила?

– Нет. Но так не делают. Я ведь сам сказал.

– Извини, я не знала.

– Ничего, теперь знаешь. Стаи берегись.

– Какой?

– Любой, особенно собачьей.

Он всучил-таки им ожерелье и четки в придачу.

Когда покупатели ушли, я вернулась к прилавку и стала рыться в куче деревянной бижутерии. Парень записывал что-то в растрепанную тетрадь в клеенчатом переплете – видимо, отмечал проданное.

– Гурген. Скажи мне еще что-нибудь.

– Что?

– Я ничего не знаю. Всего боюсь.

– Не бойся. Пробуй. Я только про своих знаю – таких, как я. Прежнюю-то не видел почти. Она одна такая была на все побережье. Теперь вот ты за нее.

– Почему надо бояться стаи?

– Дама, вам что-нибудь подобрать?

– В стае перестаешь думать. Перестаешь быть собой, делаешься ее частью. Чем больше стая, тем это сильнее. Даже если не хотел перекидываться, это само получается. А у стаи одно стремление: догнать и разорвать, особенно если кто-то убегает. Не попадайся…

– Я пока сама посмотрю.

– Перекидываться – это превращаться?

– Да.

– Спасибо тебе. Можно я буду заходить иногда?

– Смотрите, выбирайте, все ручная работа, натуральное дерево, можно к глазам подобрать, к волосам, комплекты есть.

– Заходи, конечно.

– В другой раз, сейчас времени нет выбрать.

– Приходите, мы здесь до конца месяца.

Я пошла к базару, стараясь идти по теневой стороне улицы и думая, что скоро буду находить дорогу по запаху. Базар выплескивался на квартал вокруг, благоухал чебуреками, копченой рыбой, персиками. Горластое левантийское племя стояло за прилавками, сидело на корточках над грудами барахла на тротуаре – досуха выжимало последних в этом году курортников.

Уже откочевали на севера перелетные дамы, шествующие по улицам в мокрых купальниках и наброшенных сверху парео, с мужем и детьми в кильватере. Почему-то в этом наряде, допустимом только на пляже, щеголяли матроны, которым куда больше пошла бы паранджа. Но они в полном осознании своих прав – а че такого! один раз живем! плевать, все равно знакомых нет! – демонстрировали свежеподжаренные телеса всем окружающим.

Сейчас наступает время старух. Путевки не в сезон – подешевле, китайские джинсовые капри как форма. И отчаянное щегольство – цепочка на щиколотке. Купленная за гроши на развальчике, придирчиво выбранная из груды китчевого барахла, в которой за лето перекопались сотни рук, привлекающая внимание к подагрическим стопам со вздутыми венами. За какие лишения в ушедшей нищей молодости пытаются себе воздать одинокие бабульки, ходящие по двое-трое в базарной сутолоке?

Летом здесь не протолкнуться. Но лето прошло, и я куда быстрее могу попасть в заветный тупичок, где можно затариться дешевыми овощами.

У газетного киоска несут вахту цыганки. Вот одна из них перестала грызть семечки и поплыла навстречу, колыхая велюровыми оборками, а вслед ей вторая.

– Красавица, порча на тебе, ой, порча!

– Девочки, я местная.

Цыганки мгновенно потеряли ко мне всякий интерес, а Рая-бригадирша, оставшаяся у киоска, зло прищурилась. Получат ромалы от начальства, ну и ладно. У меня достаточно своих проблем. Кораблик лежит в сумке, но как сделать, чтобы мачты у него отвалились? Обрадоваться тому, что перестаешь быть собой, – какая изуверская логика… И вообще, когда я радовалась в последний раз? Как в детстве, по-настоящему? Не помню…

Я запихивала покупки в холодильник, когда Макс залаял и бросился в прихожую. Дверь открылась, и Катька, едва увидев меня, выпалила:

– Ма-а-ам, а я такой сон ночью видела! Про тебя!

– И что же тебе приснилось, скажи на милость?

– Будто мы с Дашкой стоим ночью на пляже, смотрим на море и ждем тебя. Ждем, а ты никак не приплывешь!

Дашка застыла с кроссовками в руке:

– Все ты врешь! Это мне приснилось!

– Я первая сказала! – ощетинилась Катька. – Ты еще держала Макса на поводке, а он сидел впереди и ворчал!

– Не надо ссориться, – только и смогла сказать я. – Такое бывает.

– Поняла? – Катька показала Дашке язык и ловко увернулась от ее подзатыльника.

– Дарья! Руки не распускать! Лучше скажите, дождались вы меня тогда или нет?

– Не помню, – огорчилась Катька.

– И я не помню.

– Ну и ладно. Я здесь, и это главное. Мойте руки, ужин через десять минут.

Будем надеяться, что дочери не услышали дрожи в моем голосе.

Что вообще произошло? Доплыла бы я, если бы не увидела их на берегу? Что связало нас троих, когда речь шла о моей жизни?

Нет ответа. А девчонки так и не узнают, что спасли меня в ту ночь.

Спала я все меньше и меньше – может быть, стала меньше нуждаться во сне. Снотворные не действовали. Но кому я могла об этом сказать? И, загнав всех спать, ложилась в постель и часами смотрела на тени от веток, лежащие на потолке вперемешку с трещинами в штукатурке, – пока не впадала в странное забытье, иногда переходящее в сон.