Читать книгу "Хтонь. Человек с чужим лицом - Руслан Ерофеев"

— А хоть бы и так… — не стал спорить Занюхин и вдруг обхватил голову руками. — Нет ни одной матери или кормилицы в окрестностях замков Тиффож, Шантосе, Сен-Этьен-де-Мерморт, Пузож и Порник, которые бы не бежали прочь, подхватив своих детей, едва завидят цвета моего фамильного герба, украшенного пожалованными королем лилиями…

В его голове будто щелкнул какой-то переключатель. Даже голос стал совсем другим: каким-то густым и звучащим глухо, будто он доносился из-под толстой могильной плиты.

— С нами эти твои штучки не пройдут! — вскричал Стрижак. — Не на тех напал!

— Помогите мне, я болен, я же знаю! — взмолился вдруг Занюхин, к которому вернулся его обычный тембр голоса. — Я одно время нарочно ходил на лекции в мединституте по этой, как ее… сексопатологии. Вольнослушателем. Я думал, я найду способ побороть этот свой недуг. Не вышло… Меня иногда будто распирает изнутри. Так бывает, когда «Жигулевского» перепьешь на спор, а отлить нельзя — бабки продуешь. И тогда мне кажется, что я совсем не Петр, а зовут меня Жиль… Спасите меня! Я больной человек, меня пожалеть надо!

И Занюхин заплакал горько и отчаянно, как обиженный ребенок.

Реакция убийцы на происходящее поразила Артема. Занюхин был искренне убежден, что он не преступник, а невинный страдалец, которого нужно лечить и гладить по головке. А тут зачем-то следствие, КПЗ… Но больше всего его поразило, что безграмотный урка отождествляет себя с малоизвестной в СССР и давно умершей исторической личностью — маршалом Франции Жилем де Рэ.

Чья-то рука легла Казарину на плечо. Он вздрогнул, но это был Лунц. Он вернулся так тихо, что никто не заметил.

— Артем, вы слыхали когда-нибудь про мозговой слизень? — спросил старик, как всегда, неожиданно.

— Это что-то, связанное с рыбами? — предположил Артем.

— С рыбами? Почему с рыбами? Нет, не с рыбами, а с муравьями, — отвечал Цезарь Маркович. — Так вы слыхали? Впрочем, конечно же, не слыхали.

— Конечно, не слыхал, — кивнул Казарин, который относился к увлечению Лунца энтомологией как к своего рода болезни — безобидной, но неизлечимой. — Что за слизень такой?

— О, это не просто слизень! — отвечал эксперт-криминалист. — Это гипногриб!

— Гипногриб? — с вялым удивлением протянул Артем.

— Да! Гипногриб-повелитель! Если он поселится на муравье, то полностью подчиняет его своей воле и превращает несчастное насекомое в зомби. Смотрели зарубежные фильмы ужасов? Если да, то знаете, кто такие зомби. Или, точнее — что. Вот и муравей превращается в такой управляемый чужой волей кадавр. Внешне это выглядит как небольшой отросток с красным шариком на конце, вырастающий у мурашки из затылка. — Лунц продемонстрировал просвет между пальцами не шире миллиметра. — И этот чуждый разум подчиняет насекомого одной-единственной цели: сделать то, что нужно ему, этому симбионту! И муравей ползет туда, куда ему приказано, иногда за десятки километров от родного муравейника, пока не находит труп какого-нибудь животного. Или человека — не суть важно. Забирается внутрь — обычно через рот или дыхательные пути мертвеца — и там умирает. Тогда паразит начинает действовать! Грибница медленно заполняет труп, разрастаясь по его кровеносной системе. И все это — исключительно ради размножения! Выращенные в мертвом теле споры — а их тысячи, сотни тысяч, миллионы! — покидают эту мерзостную «материнскую утробу» и распространяются по земле.

Глава 11
Бродящий по кладбищу

Артем узнаёт, как человек становится маньяком на примере строк биографии вполне конкретного душегуба, а также что подростки делали возле городского морга и почему психов так сильно тянет к погостам.

В ходе судебно-психиатрической экспертизы, которую Казарин назначил сразу же после того, как Занюхин признался, что ему кажется, будто он — маршал де Рэ, раскрылись новые интересные факты биографии Фокусника.

Петя рос замкнутым, необщительным ребенком. Отца своего он не знал — говорили, мол, прижила его мать от какого-то зэка, и вроде даже зэк этот родом то ли из Москвы, то ли из Ленинграда, но что за человек — никто не упомнит, включая саму родительницу Та безбожно пила, и поэтому мальчик с пеленок (которых у него, впрочем, и не было — их роль выполняла старая, вечно просеянная мамкина шаль) был предоставлен самому себе. Пацаны во дворе и в школе вечно лупили его за нищую одежду, и он привык жить в шкуре отщепенца.

Приворовывать Петька стал с шести лет — иначе он рисковал просто подохнуть с голоду. Однажды 12-летний парнишка воспользовался случаем и пробрался в квартиру соседки. Бабка как раз померла, ее хоронили, и все обитатели квартиры на какое-то время вышли по своим скорбным делам, весьма удачно оставив дверь не запертой. А Петьке было только того и надо — бесшумной тощей тенью проскользнул он в обитель смерти.

Старушка возлежала на столе в большом кумачовом гробу, сурово поджав тонкие бескровные губы. Она вдруг напомнила мальчику его покойную бабку — единственного на свете человека, который любил непутевого внука. Она привечала его и водила в лес по грибы-ягоды, пока мать пребывала в очередном крутом пике тяжелого запоя. Но бабка померла в прошлый сочельник, и не к кому больше было подойти и потереться ухом о морщинистую руку, покрытую от тяжкого крестьянского труда синими узлами вен.

Петька медленно шагнул к гробу соседки и потерся ухом о ее узловатую сморщенную длань. Та воняла свечным воском, но через этот неприятный запах едва пробивался тонкий, еле заметный аромат укропа. Так пахли руки бабушки…

Петька не позволял себе даже тайком заглядываться на сверстниц и тем более старших девчонок: щуплый маленький оборванец, казалось ему, не имеет на это никакого права. Да они ему и не нравились тогда, вызывая скорее чувство ненависти и страха, чем влечения: обидят, побьют, засмеют! Лишь иногда, в особо потаенных мечтах, Петька представлял себе, как подвергает этих своих, чаще всего воображаемых, обидчиц различным пыткам, про одни из которых он читал в книжках о партизанах, попавших в плен к фашистам (читать мальчишка, как ни странно, любил), а другие изобретал сам. И сладкая истома охватывала при этом все его щуплое тельце.

Пожилые женщины вызывали у мальчика совсем другие эмоции. Он их не боялся. В старушках чудилось Петьке что-то близкое, родное. Кажется, именно в этот момент впервые мальчик испытал половое влечение. Нет, робкий Петька никогда бы не отважился так прикоснуться к живой старушке. Но другое дело — мертвая бабка, которая не вскочит, не закричит, не схватится за палку… Мальчик осторожно, внутренне обмирая, запустил правую руку под подол мертвой женщины и медленно ввел пальцы во влагалище трупа. Левой он в это время мастурбировал — также впервые в жизни. Делать это пришлось довольно долго, но наградой был первый, удивительно яркий оргазм. Спермы почти не было. Петька аккуратно расправил подол платья на трупе, не оставив, таким образом, никаких следов только что содеянной гнусности. Впрочем, совесть ничуть не мучила его — он сразу и бесповоротно понял, что дело того стоило.