Читать книгу "Миднайт. 1. Наместник ночи - Мила Нокс"

– Что? – выдохнул мальчик.

Младший брат молчал. Просто глядел на старшего. Глаза в глаза. Снова блеснула молния, отразившись в расширившихся зрачках.

– Мы скоро расстанемся.

Пару секунд – растянувшийся на вечность миг – Франциск глядел на брата, пытаясь понять, что тот имеет в виду. Мелькнула мысль, что мать все же согласилась отправить Франциска в закрытую школу и сказала об этом Филу, когда приносила лекарства. Мальчик вцепился в эту мысль как в спасительную соломину.

– Франц. Пожалуйста, не делай ничего… неправильного.

Рука Филиппа проползла немного по одеялу и дотронулась до пальцев Франциска. Холодная. Франц вздрогнул. Темная волна уже поднималась внутри, но он не поддавался ей, пока держался за брата, словно за спасительную соломинку.

– Доктор, он… – Филипп перевел дыхание. – Когда он вышел к матери, я добрался до двери… и слышал все. Я… меня скоро не станет.

Дождь бил по окнам наотмашь, дом сотрясался от шквальных ударов ветра, но Франциску казалось, что эта буря – пустяк. Лишь эхо, лишь жалкий отголосок того, что грохочет в глубине его души. Того, что вот-вот выплеснется наружу.

– Бред.

Не сказал. Фыркнул. Выплюнул.

Филипп сжал губы.

Франц взглянул на лекарства. Чертовы бутылки. Постоянно стоят на их столике. Каждую чертову ночь… Это они во всем виноваты! И этот доктор – идиот, который… говорит… такую чушь! Мальчика охватило жгучее желание накинуться на эти пузырьки, вышвырнуть в окно все до единого! Растоптать дурацкие лекарства!

Филипп вцепился тонкими пальцами в руку брата.

– Франц! Прекрати вести себя как ребенок.

Франциск отмахнулся и спрыгнул на пол. Воздух в комнате раскалился, налитый электричеством и гневом.

– Я сто раз говорил тебе: не называй меня ребенком!

Филипп криво улыбнулся.

– Хорошо. Но помни, что ты обещал не делать ничего неправильного.

– Я не обещал!

– Ты знал, что лекарства не помогают. Уже давно не помогают… Ты знал, что однажды доктор придет и скажет это. Ты знал, что будет так. Знал. Не притворяйся, будто только сейчас понял, что меня ждет.

Франц задрожал. Он вдруг будто остался наедине с бурей – всеми покинутый маленький юнга, которого швыряет по всей палубе. Мальчик едва мог спокойно стоять, едва мог глядеть на лицо брата – бледное и изможденное, но такое решительное в этот миг. Филипп знал, что его ждет, и был к этому готов.

Но Франциск…

Он не готов!

Мальчик впервые за эти годы взглянул на близнеца по-настоящему. До сих пор, глядя на Филиппа, он видел солнечного мальчишку из детства, но сейчас… Брат разбил иллюзию одним махом, со всей детской жестокостью – и заставил увидеть себя настоящего. Такого, каким Франц видеть его упорно не желал.

Хрупкое, исхудавшее тело. Заострившиеся скулы торчат будто рыбьи кости. Под глазами залегли глубокие фиолетовые тени, а под прозрачной кожей видны сосуды.

Ничего не осталось от прежнего Филиппа.

Франц вздрогнул и отвел взгляд.

– Этого не случится… – прошептал он. – Слышишь? Не…

– Франц! – Филипп повысил голос. – Ты должен научиться. Жить. Без меня. Уже сейчас. Понимаешь? Иначе потом… – Он покачал головой. – Это сломит тебя.

«Я уже сломлен!» – вспыхнуло в голове Франциска, и он нетерпеливо махнул рукой:

– Нет! Я не хочу… Я не…

– Ты – не я, Франц! Для меня все кончено! Но ты… ты… Прошу тебя. – Филипп умоляюще взглянул на близнеца. – Я не хочу, чтобы ты страдал. И я уже сто раз говорил тебе: ты должен понять и принять, что в жизни есть такие вещи.

– Какие?!

– Братья, которые… уходят.

Волна поднималась выше и выше, стремительно затопляя трюмы Франциска, бурно клокоча, хлюпая по венам.

«НЕТ! – закричал он про себя, ударив кулаками в дверь, чтобы вырваться с тонущего корабля. – НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!»

– Ты должен понять, – шептал Филипп холодно и неумолимо. – Жизнь – не сказка. В ней нет места для чудес. И тебе придется – слышишь? – придется принять ее такой, какая она есть. Брат… я прошу тебя. Франц, слышишь? Умоляю, возьми себя в руки и просто будь со мной, до того момента, как… И найди в себе мужество быть самим собой и после!

– Я не буду самим собой после! – рявкнул Франциск.

Буря била по окнам, стекла раз за разом содрогались – казалось, еще чуть-чуть, и дом разлетится вдребезги от грома. Но даже если наутро мир для других устоит и останется прежним, для Франца прежним уже не будет ничего. После слов брата – ничего!

– Я не буду самим собой «после», потому что никаких «после» не будет! – сквозь слезы выкрикнул он. – Слышишь? Не будет! Я найду! Эту! Чертову! Дверь! Найду ее, из-под земли вытащу и добуду настоящее лекарство, и ты будешь со мной. Всегда! Понял? Ты понял меня? И не смей больше говорить об этом!

Лицо Филиппа исказилось в сильнейшей муке.

– Прости… – прошептал он. – Прости…

Он протянул Францу руку – такую тонкую, такую слабую… При одном взгляде на нее внутри Франца все рухнуло. Струна натянулась и лопнула. Огненный шар гнева вспыхнул и сгорел дотла. Осталась лишь черная пустыня.

Бессилие.

И слезы.

Он больше не мог кричать на брата, видя маленькую бледную руку, которую Филипп так жалобно протягивал ему.

Не мог.

«Фил!» Уже не осознавая, что делает, Франциск бросился к брату, упал на кровать ничком, обхватил ноги близнеца и, уткнувшись лицом в его колени, крепко сжал их и зарыдал во весь голос.

– Фи-или-ипп…

Трюмы распахнулись, и корабль Франца стал медленно опускаться в холодные темные пучины. Мальчик сломался.

Злиться он уже не мог. Мог лишь плакать, всхлипывая на коленях горячо любимого брата – единственного человека, который был нужен ему на всем этом проклятом свете. Единственного, без кого он не мыслил себя. Потому что Филипп, вероятно, был нужен ему сильнее, чем он сам – Филиппу.

– Фи-и-ил… – выл Франц, скользя руками по одеялу. Судорожно сжимал плед, терзал вымокшую от слез простыню. – Фил…

Вой разлетался по комнате, отражаясь эхом в пустых углах, где таилась темнота. Казалось, в комнате ревет смертельно раненное животное. Боль затопила Франциска с головой, и все, что он мог делать, – это всхлипывать, выталкивая бессвязные слова пополам с рыданиями и кашлем. Мог лишь комкать простыню и беспомощно корчиться в коленях умирающего брата.

Все вокруг превратилось в боль.

Весь мир.

Корабль тонул.

Банки, кровать и обрывки одежды, кухонный сервиз тетки и крылышки бабочек, мельница и Лу – все смешалось в уничтожающих струях потопа. Мир шел ко дну. Уходил под воду в холодную темную Бездну. Франциск тонул вместе с миром – самым последним из всех, сжимая в руках единственное, что было ему нужнее, чем мать, чем бабочки и солнце.