Читать книгу "Секрет моей матери - Никола Скотт"

Через несколько дней мы поедем на побережье, возьмем лодку, и Шоу придут в еще больший ужас, узнав, что я почти не умею плавать. Кажется, это нечто совершенно невероятное в их мире хоккейных матчей, игры в крокет и катания на лыжах, но я — дочь банковского служащего, живущего в Лимпсфилде, и училась плавать в местных бассейнах вместе с тридцатью другими дрожащими синегубыми детьми, когда у учителя появлялась возможность нас туда отвести. Тем не менее, как оказалось, я довольно неплохо играю в крокет, несмотря на то, что мне очень сложно оставаться сосредоточенной, когда на улице такая чудесная, теплая погода, а сад Шоу похож на рай. Розарий манит меня зайти туда и потеряться среди цветов. Джанет попросила Гарри показать мне библиотеку и сказала, что я могу брать там любые книги. Если не считать моей комнаты и сада, библиотека стала моим любимым местом в Хартленде. Она очень красивая, с расставленными повсюду диванами, и там обычно никого нет — все предпочитают заниматься чем-нибудь более оживленным. Шкафы здесь набиты книгами — наверное, их тут миллионы. Тома стоят так плотно, что я понимаю: никто никогда их не читал. На вид они такие старые, что мне кажется, будто они рассыплются от неосторожного прикосновения. Но есть здесь и другие книги, поновее, наверное, они принадлежат Джанет. Многие из них мне хотелось бы прочесть — Энтони Поуэлла и Грэма Грина, Эрнеста Хэмингуэя и Нэнси Митфорд, — но я уверена, что мне не хватит на это времени.

Сегодня я обнаружила довольно укромное местечко, прямо напротив стены, которая целый день впитывала солнечный свет и сохраняет тепло даже в вечерней тени, отбрасываемой глицинией. Я принесла маленький коврик, найденный в гардеробной, и устроилась с двумя книгами, одна — чудесная история о женщине, исследующей Африку, под названием «Путь в Тимбукту», а другая — последние романы Айви Комптон-Бернетт. Первая книга для развлечения, вторая — для вечерних размышлений. Но просидела я там недолго, вскоре меня нашел Джон. Он самый старший из молодых людей — ему исполнилось двадцать четыре, и он работает в Лондоне. Его послали, чтобы развеселить меня, и велели не оставлять до ужина. Джон сказал, что мать строго-настрого приказала ему, чтобы мы не чувствовали себя одинокими. Он всегда смеется и заставляет смеяться других, и загрустить в его обществе невозможно. Мы с Джоном пошли прогуляться, и он рассказывал мне о новом сорте роз, который вывел хартлендский садовник и назвал его «Джанни», в честь хозяйки дома. Я пыталась запомнить все, что он мне говорит, чтобы рассказать потом своей маме, ведь она так любит розы. А потом Джон взял мой коврик, книги и повел меня пить чай. Я не сказала ему, что люблю оставаться одна, тут, где так чудесно пахнет, где очень просторно и можно читать, писать и думать о маме; в этом замечательном месте, в такой чудесный вечер. Направляясь к дому вместе с Джоном, я слушала его рассказы и смеялась вместе с ним.

Глава седьмая

— К тебе пришли, Эдди.

Закончив разбирать бумаги в своем душном кабинете, я стояла в кухне и украшала четыре морковных торта для чайной вечеринки, которую миссис Дженкинс-Смит устраивала для дочери. С сегодняшнего утра мои мысли ходили по кругу, и я настолько устала, что мечтала забыться, даже если забытье придет в виде восьмидесяти пяти маленьких морковок и тридцати кроликов, сделанных из ярких разноцветных марципанов. Я только-только достигла приятного состояния отрешенной концентрации, вырезая зеленые и морковно-оранжевые заготовки, и в этот момент Клер распахнула кухонную дверь.

— Пришла Грейс? — спросила я. Оранжевый цвет слегка поплыл у меня перед глазами, когда я покосилась на рабочую поверхность. — Скажи ей, что налоговые накладные и новое посменное расписание лежат на столе.

— Нет, все намного лучше.

Клер принесла охапку багетов с прилавка и с восторгом покосилась на моего друга Эндрю, который как раз переступил порог кухни, — длинноногий, высокий, загоревший за неделю, которую он провел со своей девушкой и ее семьей в Марселе. Там было чудесно, солнечно и тепло — двадцать семь градусов, тогда как в Англии выдался самый дождливый май за последние семнадцать лет.

— Привет, Эдс, — произнес Эндрю, немного нахмурившись при виде того, как я мучаю марципан, и глядя на мои огненно-оранжевые руки. — Что делаешь?

— О, ничего особенного, — пробормотала я, взмахнув в воздухе ножом, что могло означать, а могло и не означать украшение тортов и размышления о сестре-близняшке, о которой никто не знал.

— Как прошел отпуск, Эндрю? — Клер все еще стояла в дверях, обнимая багеты и жеманно улыбаясь. — Главное, чтобы тебя не было здесь к тому времени, когда придет Грейс. Никаких посторонних — вот ее главное правило, но я, конечно же, ничего ей не скажу.

— Клер, почему бы тебе не унести все это? — спросила я, и она наконец исчезла, весьма неохотно.

Эндрю пристально посмотрел на меня.

— Выглядишь ужасно, — сказал он. — Стоило мне на неделю уехать, и ты развалилась на части.

Он подошел и встал рядом со мной. Слабый луч солнца, скользнувший в высокое окно, озарил его мягко очерченные скулы, выделил золотистые пряди в волосах песочного цвета. Мой друг выглядел невероятно свежим, словно недавно накрахмаленная белая сорочка, в то время как я чувствовала себя раздавленной; мои непокорные волосы пытались вырваться из-под сеточки для волос.

— Вот спасибо. — Я снова повернулась к марципанам и ловко отрезала еще несколько маленьких полосочек, из которых должны были получиться морковки. — День выдался непростым.

— Сейчас всего час дня. — Темно-синие глаза Эндрю лучились сочувствием. — Как прошло вчерашнее совместное горевание? Я несколько раз пытался позвонить тебе из поезда. Думаю, ты рада, что все уже позади.

— Ты даже не представляешь как, — пробормотала я.

Я чуть было не пересказала ему события минувших двадцати четырех часов, однако потом неохотно смирилась с мыслью, что Джеймс Мерк, моя мать и Фиби Робертс — все это выходит далеко за пределы кухни Грейс и четырех тортов, лежащих передо мной.

— А почему ты не в Марселе? — поинтересовалась я, а когда наконец внимательно посмотрела на Эндрю, до меня дошло, что он выглядит немного встревоженным. — Все прошло не так, как тебе хотелось?

— В общем-то да. Я не понравился братьям Клодетт, а ее мать вообще напоминала айсберг. Они хотят, чтобы она как можно скорее приступила к управлению рестораном, и, судя по всему, считают, что я стою́ у нее на пути, просто потому что не хочу переезжать в Марсель.

— Даже не знаю, почему они так решили…

Я закатила глаза, испытывая сочувствие к семейству Дюпон. У Эндрю были продолжительные отношения с красивой француженкой-ресторатором. Она должна была работать в семейном бизнесе, но вместо этого последние три года зависала в Лондоне, надеясь, что Эндрю оторвется от приготовления «bisque de homard»[13] и женится на ней. Лично я считала, что разочарование пойдет моему другу на пользу, однако мне все равно не очень нравилась Клодетт. Мне не нравилась ни одна девушка Эндрю. Все они были ослеплены страстью до тех пор, пока не приходилось делить его с мертвыми лобстерами, освежеванными кроликами или более изысканными консоме. Затем подружки Эндрю устраивали сцены и, обиженные, уходили, а он, ошеломленный всей этой суматохой, появлялся у меня на пороге — с рыбой, бьющейся у него в сумке: