Читать книгу "Северное буги - Яков Пушкарев"

Теперь уже я разлил коньяк по рюмкам.

— Слушай, брат, а что такое тяж? — не своим голосом спросил я.

— А, это такой погрузчик китайский, тонн на десять, — улыбаясь, сказал он, — но ниче, в Хабаровске сим-карту поменяю. У меня там девушка. — И, как это бывает в американских фильмах, он достал свой бумажник, раскрыл его, и из пластикового кармашка на меня посмотрела улыбающаяся Вика.

«Я брежу или это правда?» — отстраненно подумал я.

Как ни странно, удивлялся я недолго. Наверное, что-то во мне предвидело такой невозможный расклад. Но мне стало не по себе от мысли, что этот тип мог быть парнем Вики. Это можно было объяснить лишь невероятным недоразумением, диким стечением обстоятельств. Скорее всего, он очень жесток с женщинами. Вот так встреча… вот так так…

Мои мысли и наша трапеза были прерваны сигнальным гудком. Вытерев губы, я попрощался с сотрапезником, тот сказал мне «бывай», и я поторопился занять свое место в автобусе. Остаток пути фильмов не включали, зато пассажиры прослушали несколько альбомов «Чижа и К°». Под эту мелодичную музыку я думал о событиях последней недели, о необычных обстоятельствах, думал о заснеженном поселке, о Хабаровске и родном Комсомольске. Об Ане и Вике. Об унтер-офицере и его жене — мне никак не хотелось называть ее Надей. Мои мысли то вязли в полудреме и музыке, то были очень отчетливыми и ясными. Я думал, что выбор между Аней и Викой не вполне этичное занятие. И думал о том, что выбор этот я должен сделать. И именно сейчас, пока я в пути. Эта суеверная мысль усилила мое смятение. Я с ужасом осознавал, что люблю их сейчас обеих одинаково. Я словно раздваивался в них, и каждая отражала отдельную часть меня, обе такие разные. Аня жила по-своему, и ее жизнь, отношения с людьми, разговоры, одежда, образ мыслей, восприятия происходящего, любовная игра были тончайшими нитями, из которых соткан ее отдельный мир. Он поражал меня своей целостностью и причудливостью одновременно. Я мог посмотреть на какую-то вещь или явление — и заранее знал, как они впишутся в ее мир, что она примет в них и примет ли. Все это, несмотря на совершенно завораживающую женственность, было очень интеллектуальной игрой. Вика по сравнению с ней была воплощением простоты. У нее ничего нет, кроме воспоминаний, нежности, наивности любовных романов и небогатого гардероба. Но это-то в ней и подкупало, в ее мир можно было войти свободно, предварительно не готовясь к этому как к священному акту, без тайного оборонительного оружия. И еще меня пленила ее наивная любовь к своему детству и то, что она ведь, если постараться, так и останется в душе ребенком, если не отнять у нее эту возможность быть наивной, если любить ее. Боже мой, что же с ней произошло, как же она оказалась с этим Димой? Какие пути-дороги их свели? Нужно что-то делать. Кажется, во мне впервые заговорило желание кого-то защищать. Я закрыл глаза, и мне приснился короткий сон — Аня и Вика приглашают меня на белый танец. Вокруг завивается метель, мы в легкой одежде, но нам не холодно, нас кружит снежный вихрь…

Очнулся я с тяжелой головой. Автобус ровно гудел мотором, накручивая километры по белой зимней дороге. Один мужчина будничным, бесцветным голосом рассказывал другому, что он-де знает отличное место, где можно набрать черемши, это место находится на озере Очан, там же водятся очень крупные караси и что озерные караси немного золотистые, а речные немного серебристые. Еще он сказал, что добраться до черемши можно только через сопки, покрытые марью. А другой ему отвечал, что, мол, понятно, что к чему, но, видимо, идти через прошлогоднюю сухую марь, да еще и по рыхлому снегу не так-то просто; а первый собеседник оживился и сказал «да уж!» и еще что в начале прошлого апреля был самый-самый улов на карасей, что мужики идут в валенках по хлябям и тащат сети, и тогда карасей было действительно навалом, еще он рассказал, как ехал мимо села Очан (что на том озере) и взял с собой попутчиков до города, а те отблагодарили его двумя мешками карасей.

От коньяка и короткого сна меня совсем разморило, так что на остановке я не стал выходить из автобуса. До самого стратегического амурского моста я дремал и слушал Чижа. Было уже совсем темно. Когда проехали мост, все оживились и стали вглядываться в россыпь огней родного города.

— Ну, вот и добрались, — с облегчением сказал мужчина, рассказывавший про Очан.

Минут через десять мы были на месте. На остановке нас встретили холод и ровный снегопад. Подняв воротник, я пошел домой. Достав телефон, набрал номер Ани.

— Володя?

— Привет, красавица, с прошедшим тебя. Извини, не мог позвонить, буря такая.

— Ты сам-то жив?

— Жив, раз с тобой говорю. Завалило нас там снегом по самое не хочу. Сегодня только выбрались.

— Отдохнул?

— Да. Хорошо. Старых всех встретил и прочее.

— И прочее?

— И прочее. Ты-то как?

— Хорошо, лежу, телевизор смотрю. Петросяна.

— Без прочего?

— Ну почему же, было. Чем я хуже тебя?

— Ну и хорошо.

— Володя, приезжай, а?

— Честно говоря, я и рассчитывал на приглашение. Что купить?

— Купи вина, оливок, сыра, салатов каких-нибудь, пельменей можешь, фруктов возьми, и не вина, а лучше мартини. — Она уже смеялась от своей бессовестности, она знала, что мне это приятно. — А! Тортик «Прагу», конфет с ромом, э-э-э, баночку креветок, только в томате не бери, ну и сам посмотри, что захочешь.

— Пиццу взять? — смеялся я.

— О! Володенька, какой ты молодец! Пиццу, пиццу в студию!

— Все?

— Пока все.

Идя по прямой, я зашел в супермаркет, купил все, что она наговорила. На выходе купил букет хризантем. Потом поймал такси и поехал к ней. По дороге, по сложившемуся обычаю, мне позвонили, ошибившись номером, и пригрозили тем, что за такие выходки мне оторвут голову, что если я еще раз кину своих товарищей мерзнуть на трассе, что если еще один хотя бы даже незначительный прокол, и я буду жалеть не только о том, что родился, но и о том, что вообще на Земле зародилась жизнь. Я поежился от этих наездов и очень живо представил себе, как все эти неприятности обрушатся на моего недавнего сотрапезника. Я уже немного разбирался в тех делах, на которых подводил этого самого Диму, и, как я понял, сейчас мне звонил уже непосредственно комбат. Я даже немного струхнул и подумал, не перегнул ли я палку.

— Извини, — сказал я, — больше этого не повторится.

— Засунь свои извинения… я завтра, чтоб на офис. Отбой. — В трубке послышались гудки.

За считанные секунды я поднялся на девятый этаж. Руки были заняты, и я постучал ногой. Аня тут же открыла, как будто стояла за дверью.

— Ну, здравствуй! — сказал я.

— Здравствуй. — Она взяла из моих холодных пальцев хризантемы.

Через час мы лежали с ней на ковре. Рядом стояла почти непочатая бутылка мартини. На стеклянном журнальном столике лежало несколько оставшихся кусочков торта, что-то еще.