Читать книгу "Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов"

Тут слышен грохот сапог, и в землянку скатываются пышущие здоровьем и молодецким азартом три богатыря: Илья Муромец – украинского производства, Добрыня Никитич – чеченского производства и товарищ Алеша Попович (тогда уж Муллаевич[88]) родом с киргизских степей. Онищук, Вахаев и Мамбеткулов. От них прет каким-то немецким одеколоном. Все гладко выбриты и очень похожи на бравых Швейков[89] тевтонского производства (тем более наряжены в вермахтнатиков). Вот только из Мамбеткулова немец, как из меня балерина Волочкова.

– Привет, Виталик! – кричит Петруха, ладно кидая задницу на скамейку, остальные архаровцы так же бесцеремонны, гуляй-польцы[90] отдыхают.

– Бойцы, вы к мамке на побывку прибыли или к командиру на доклад? – жестко пресекаю я махновщину[91].

Разведчики стройными рядами отрывают кинутое со скамьи и выстраиваются почище эсэсни из «Семнадцати мгновений весны».

– Товарищ Онищук, Петр Тарасыч, вы заместитель командира дивизии особого назначения НКВД СССР или сотник Гаврюха из махновцев? А вы, товарищ Вахаев, вы что, на базаре мандаринами торгуете (штамп, блин)? Мамбеткулов, когда до войны вы учили детей в школе, вы их учили таким же манерам?

И товарищи разведчики стоят предо мной, как хулиганы «десятиклассники», перед директором школы, который поймал их в туалете школы с сигаретами. Советское воспитание и политработа комиссаров в армии снова вернулись к ним, и вся тройка стоит, краснея и местами белея, как футболки «Спартака»[92] (красно-белые). Я ж замолкаю, теперь их очередь говорить, пусть докладывают. Тут Петруха что-то шепчет своим, и вся троица выходит обратно на улицу. Раздается стук, и четким, командным голосом Онищук говорит:

– Товарищ комдив, разрешите обратиться!

– Разрешаю, старший лейтенант Онищук.

– Группа разведчиков прибыла из рейда. Разрешите доложить результаты?

– Да, товарищ старший лейтенант, будьте уж добры доклад сделать.

– Разведчики разделены были на две группы, одной командовал я сам, второй – Вахаев. Доложу о рейде своей группы, о рейде второй группы Вахаев доложит сам.

Итак, первое задание нашей группы, – это встреча с группой Тухватулина, встреча прошла удачно. К моменту начала рейда в Польшу группа Тухватулина, законсервировав склад, перейдет на место дислокации ДОН-16. Бойцы группы Тухватулина выдали оружие и боеприпасы диверсантам Майера, Тодоровича и Синицына и начали подготовку к консервации и маскировку складов и подъездных путей. Кроме того, группа лейтенанта произвела опись склада и отдельно переложила все боеприпасы, пригодные к нашему оружию. Затем наша группа провела рекогносцировку местности; согласно наблюдениям группы, противник стягивает силы к станции Пушкевичи, немецкое командование ожидает нападение или со стороны шоссе, или со стороны железной дороги, на станции уже сосредоточено до полка пехоты при поддержке сводного танкового батальона. У меня все, товарищ комдив.

– Молодец, а как вы с немцами говорили? Ты ж на немецком ни бельмеса не знаешь?

– Ну, а Хельмут на что? Он был с нами и играл роль обер-лейтенанта фельдъегерской службы Вермахта, а мы его охрана.

– Молодцы! Лечи, какие у тебя новости?

– Наша группа также провела рекогносцировку пути на Польшу. Действительно, некоторые гарнизоны сняты и перекинуты к станции, то есть пока немцы держатся Пушкевичей, путь на Польшу нам практически открыт. Кроме того, противник свозит военнопленных, а также вспомогательные службы для разбора завалов на станцию D, и привлечены полицаи, даже некоторые гарнизоны гитлеровцев. Затем мы побывали у Ильиных. Арсений Никанорович передал вам привет и точные сведения о потерях германцев на станции D. Согласно информации от Арсения Никаноровича, у противника следующие потери: огнем уничтожено двадцать четыре вагона с горючим, при взрыве горючего огонь перекинулся на стоящий рядом эшелон N-ской танковой дивизии Вермахта, и пострадали восемь танков (пять Т-IV новой модификации, не подлежат восстановлению). Кроме того, взорвались или сгорели девять вагонов с боеприпасами (авиабомбы и снаряды для артиллерии). Уничтожено два танка Шкода-38[93], три батареи зенитных автоматов с прислугой и одна батарея 88-мм зенитных орудий. Потери в живой силе составили 125 человек убитыми и 89 ранеными, минометчики умудрились накрыть пассажирский состав с маршевым батальоном: зенитчиков, танкистов и до взвода сотрудников организации Тодта (что они делали на станции, я не знаю). Также огнем «сорокапятки» с поезда уничтожена одна «трешка», а от небельверфера вторая «трешка» пострадала, но несмертельно, немцы ее ремонтируют.

– Ну, молодцы, все, идите отдыхать, чувствую (по запаху, и пузо рычит), ужин готов, а ты, Лечи, сгоняй к Зворыкину и передай информацию о потерях противника, пусть доложит по инстанции. Москва, по-моему, будет рада! Все, идите! А вас, Онищук, я попрошу остаться!

Все в традициях Лиозновой[94], но я все-таки не папаша Мюллер-гестапо[95], хотя из Петра офигенный Штирлиц[96] получился бы (еще бы он по-германски кумекал).

– Слышь, Петро, ты не в обиде на меня?

– Нет, Игоревич, ты прав, идет война, а мы себя как мелкопоместная польская шляхта в сейме вели.

– Ну, если ты не в обиде на меня, то, будь другом, позови мне Елисеева с Абдиевым, а сам иди ужинать и этому старшине передай, чтобы организовал нам сюда три порции ужина.

– Понял, командир, сейчас все организую. – И Петруха ускакал восвояси (раз ускакал, значит, реально не обижается).

Сперва подоспел ужин, один из помощников Крамскова, балкарец Шогемоков, принес и, поприветствовав комдива (это меня), положил поднос с тремя котелками пшенки, чаем и сахаром на кургузый столик, сразу за его уходом в землянку ворвался бронеказах: