Читать книгу "Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов"

– Войдите!

И в землянку входит Семенов, за ним радист, с телеграммой.

– Привет, болезный, ну как там твоя героическая нога? – спрашивает Романыч.

– Не дождетесь, – отшучиваюсь я. Маша жестом приглашает сесть Семенова, а радист перебирает ногами, не терпится ему, значит.

– Ну, Генка, в чем дело? – спрашиваю я у Зворыкина (радиста нашего).

– Тут, товарищ командир, телеграмма с Центра.

– Читай, Зворыкин, тут все свои. – И тот читает:

«Одобряем разгром станции D., предлагаем разработать план аналогичного нападения на станцию Пушкевичи. Всем бойцам привет от генерал-майора Старыгина».

Блин, и эти прочитали мои мысли, однако тут сильно развито ясновидение, что ли, или Мессинг им подсказывает, а? А Кравцов, наверно, уже обратно возвращается на Юнкерсе своем, время-то два часа дня уже.

– Геннадий, передай в Центр, что мы уже занимаемся этим делом. Ну и передай данные о нападении на станцию D. А конкретные потери врага тебе должен сказать Полуэктов, он занимался корректированием огня, и ему с высоты да в бинокль виднее было.

– Хорошо, разрешите идти?

– Ну да, сообщи, что особо отличились Полуэктов, Хельмут, Лечи и Асатиани.

– Будет сделано, товарищ комдив. Разрешите выполнять?

– Да, Зворыкин, иди. – И Генка свалил передавать информацию в Москву, в Центр. Кстати, мы используем шифр системы ЧУКЧА. Не слышали про такую систему шифрования?

Так это придумал Шлюпке, то есть предложил заранее чередовать языки национальностей и народностей СССР. И на эту неделю принята система ЧУКЧА, а расшифровывается просто:

Ч – чеченский;

У – узбекский;

К – калмыкский;

Ч – чукотский;

А – адыгейский.

И что думаете, просекут хваленные либерастами умницы-гитлеровцы? Да нет, думаю, черта с два, и даже с три, тут не семи пядей, а семисот пядей во лбу не хватит дотумкать нашу выдумку фрицам.

На следующую неделю идет следующая система:

К – кумыкский;

А – абхазский;

Б – балкарский;

А – азербайджанский;

Н – ногайский.

То есть на этой неделе ЧУКЧА, на следующей КАБАН, и т. д., и плевать нам на энигмы. На черта нам выдумывать велосипед, когда человечество уже выдумало гоночный болид?

Правда, русский, украинский, белорусский, литовский, эстонский и латышский мы использовать не сможем, на той стороне много человечишек могут их знать, ну, айзсарги[79] всякие, нахтигали-бранденбурги[80], Красновы с Шкурами[81], Шухевичи[82] и прочие Коновальцы[83]. А нет, Коновальцу Судоплатов[84] уже устроил «взрыв мозга», ну, на той стороне перконкрусты, сичевые стрельцы[85] всякие точно есть.

Извините, отвлекся, растекся мыслью по Еве, тьфу, простите, по древу. А че аблаката язык кормит, его фуагрой не корми, дай потрындеть! Сержантом-то с армейской лаконичностью я недолго был, а аблакатом с их повышенной болтологичностью – надцать лет!

Ну, тут мои размышления прерывает радостный во всю ивановскую Кравцов, без стука врываясь в землянку:

– Товарищ комдив, разрешите обратиться?

– Обращайся, не томи, знаешь же, что я жду тебя «с томленьем упованья».

– Полетал я над станцией, на станции шесть зенитных огневых точек: две батареи длинноствольных орудий и четыре батареи малокалиберных зенитных автоматов. Предлагаю «кукурузникам» начать с малокалиберных, они, по-моему, для У-2 опасней длинностволов, те медлительны, а автомат закидает их своими снарядами.

– Так продолжай, Кравчук, хотя нет, Кравчук – это один дерьмократ такой был (а может, и жив, курилка).

– Не понял, товарищ комдив, какой такой дерьмокат-самокат?

– Не важно, Кравцов, не отвлекайся, давай по существу, что предлагаешь?

– Так вот, для малышей (ну, мы У-2 так называем) более опасны автоматы зенитные, потому предлагаю малышам задавить прожектора, затем автоматки и на десерт дать больно длиннорылым зениткам. А к тому времени и мы налетим, авиаслесари уже приделывают бомбы и к «ишакам» и к «чайкам». Конечно же, это не Юнкерс, и не Хейнкель, и совсем не ТБ[86], и даже не СБ[87], но на безрыбье и крокодил за скумбрию идет.

– Понятно, Кравцов, на малышах (У-2) кто полетит?

– На одном Игорь Инжеватов, младлей, он до плена на таком и летал, на втором полетит Александр Сафрониди, этот-то истребителем был, на «ишачке» летал, но с У-2 справится, мы же все на них учились!

– Ладно, Сергей, иди уж (просто я вспомнил, что Кравцова зовут Сергеем, а то все Кравцов да Кравцов). – И Серега так же стремительно, как вошел, вышел, да нет, прямо вылетел, он же летун!

За то время, пока Серега трындел, Машундра снялась с места дислокации и свалила в неизвестном направлении. Хотя нет, в известном: в двери, до Машиной ретирады, мелькнула Глафирка, значит, и благоверная моя ушла на склад.

Лежу, размышляю, и предательская мысль бьет в голову, как подкалиберный в кормовую часть «Тигра», блин, каламбур получился, кормовая часть «Тигра» (от слова «корм»). Вообще-то пока до «тигров» сумрачный гонимый тевтонский гений не додумался, и самый страшный зверь – это Т-IV, особенно новая модификация (новая на 1941 год). Ну да ладно, нам во встречном танковом бою с ними не воевать, мы партизанская дивизия, исподтишочники, исподтишка отвесим рабоче-крестьянского пенделя фрице-гансам – и в лес, да чем глубже в лес, тем «широка страна моя родная»!