Читать книгу "Пока ты пытался стать богом... Мучительный путь нарцисса - Ирина Млодик"

«…Вина – это то, что невозможно перестать чувствовать. Это то, к чему нельзя привыкнуть. К одиночеству, дискомфорту и даже боли можно приспособиться, приноровиться, перестать замечать. Но разъедающее чувство вины не может стать привычным. Весь организм всегда будет жаждать изгнать его, вырвать из сердца, направить на кого-то другого: обвинить или оправдаться. Иначе невозможно – слишком непереносимо.

“Я виноват” – разъедает во мне все, что я когда-то считал хорошим, лишает целостности и объявляет меня неценным.

“Я не виноват” – ни от чего не спасает, лишь унижает и добавляет стыда.

“Ты виновен” – как будто навсегда делает меня плохим и жалким, не оставляя шанса исправиться.

“Ты не виновен” – не способно избавить от подозрений, реабилитировать, навсегда лишает возможности оставаться кристально чистым и безупречным.

Я так устал от этой немыслимой тяжести, которая всегда со мной. И мне хочется покинуть вас всех, чтобы перестать ее чувствовать. Мне иногда кажется, что я виноват уже тем, что живу. Тем, что когда-то родился и с тех самых пор приношу одни огорчения, за которые никак не могу расплатиться, что бы ни сделал, что бы ни сотворил. И как только мне покажется, что вот-вот заслужу праведной своей жизнью Великое Прощение, как вдруг снова оказываюсь виноват…»

Весна вместе с дыханием просыпающейся земли принесла нам надежду. Валюшка чувствовала себя очень даже неплохо. Кухня опять заполнилась запахами и звоном посуды. И хоть Ромка, конечно же, не вернулся, но он стал время от времени приходить в свой бывший дом, вкушать аппетитнейшие Валюшкины яства, видеться с девочками, приносить деньги, рассказывать новости. И все стало почти как раньше. Почти.

Не было уже прежнего единения, бурных споров, мрачного гундежа и бурлящих идей. Лиза стала менее категоричной, Катюшка переместилась с неизменным пледом и книжкой на кухню. Валюшка значительно потеряла в весе, а вместе с килограммами ушли и угодливость, суета, и чрезмерная внимательность во всем. Зато в ней появились достоинство, спокойствие и мудрость.

И Ромка изменился: стал каким-то размеренным, правильным и оттого как будто неживым. Зарабатывал теперь он совсем неплохо, свозил свою мамзель в Париж на неделю. Вовке купил новомодный компьютер. Видимо, вполне уверенно справлялся со своими руководящими делами. Но что-то шло не так. Я чувствовала, что в нем словно сжималась какая-то потаенная пружина, постепенно набирая чудовищную силу. И тогда я задавала себе вопрос: куда делась Ромкина депрессивность, столь ненавистная нам, сколь и привычная? Я терялась в догадках, всячески отгоняя от себя мысль, что депрессии теперь в его новой семье, возможно, строго-настрого запрещены. Наверняка умная женщина Мария нашла способ легко и просто (как ей, возможно, казалось) покончить с его мрачными периодами.

Весна отвоевывала все больше прав, наполняя город запахом земли, как озорная девчонка задорно разбрызгивая повсюду нежно-зеленые чернила. Она ловко дурила голову солнечным ветром, и прохожим начинало казаться, что все печали и трудности позади. Люди благодарно встречали весну – сезон любви, коротких юбок, планов на отпуск и ожиданий нового счастья.

Но не прошло и нескольких недель, как череда волнений и бед новой волной накатила на и без того ослабленную семью. Обычно Ромка звонил только в двух случаях: когда ему что-то надо или если ему очень плохо. В этот раз, к сожалению, был второй вариант.

– Все плохо, Крот. Ангел умер! Я не знаю, как жить, ведь я теперь совсем один…

– Рома, что случилось. Кто умер? Говори нормально.

– Бабуля моя умерла, отец позвонил. Умерла во сне… Ты знала, что во сне умирают только святые и ангелы? Я теперь совсем один… Я не ездил к ней столько лет, как я мог? Зачем у меня все это, если ее больше нет?! Зачем, скажи… У меня теперь никого за спиной.

– Ром, побойся Бога, у тебя еще мать жива и отец. Да и бабуля прожила столько лет, дай Бог каждому…

– Ты не понимаешь. Я всю жизнь жил и понимал, что меня хранит баба Маша, что есть хоть один человек на этой Земле, кто за меня, понимаешь? Кто был за меня, что бы ни случилось! «Был, была…» Страшное слово! Баба Маша «была»…

– Что ты будешь делать? Поедешь прощаться?

– Ты думаешь, что я должен ехать на похороны?

– Ром, так обычно делают.

– Я не хочу ее хоронить! Я хочу, чтобы она в моей памяти была всегда живой, охраняющей меня от всего ужасного в этом мире. Она должна остаться моим ангелом-хранителем, а не старушкой, лежащей в гробу. Зачем мне видеть ее мертвой?

– Ты прям как в детство впал! Дело-то твое, можешь не ездить, но ты и сейчас уже мучаешься виной, что не был у нее давно. Ты уверен, что потом, снова повзрослев, не будешь себя грызть за то, что не попрощался с ней, не поддержал отца. Она ведь не только твой ангел, но еще и просто твоя бабушка, а ему – мать.

– Надо ехать, ты права… Я как-то боюсь один… Ты не поедешь со мной?

– Ром, ну ты что? У меня работа. Кто меня отпустит к твоей бабушке? Возьми Машку свою, чтобы было не так страшно.

– Она не поедет, я ей уже сказал. Говорит, что у нее много дел на работе, к тому же она не любит похорон… Она просто не понимает, кем была для меня бабуля…

На следующий день, собрав в свой навороченный чемодан всю свою смелость, ответственность и доброту, Ромка вместе с Мышью уехал в далекую деревню, куда он уже трудно-сосчитать-сколько-лет не показывал своего красивого носа. Пропустить последнюю неделю в школе для Катюхи было небольшой потерей. А вот побыть с отцом наедине – такой случай выпал ей впервые за шестнадцать лет ее жизни. К тому же у бабушки она была всего несколько раз, и ей, тогда еще совсем маленькой девочке, баба Маша показалась вовсе даже не ангелом, а скорее престарелым эльфом. Такой невесомой, усохшей и порхающей она была уже несколько лет назад, такой легкой и немного сказочной, несмотря на более чем весомый возраст.

Лисьи норы по прошествии стольких лет стали похожи на какое-то чрезвычайно унылое сказочное царство. Дома и деревья, раньше казавшиеся Ромке такими большими и величавыми, теперь смотрелись маленькими и убогими. Лес неподалеку от деревни – их волшебное место, полное тайн и чудес, теперь казался редким, неухоженным, непривлекательным. Речка съежилась и превратилась в грязный ручей. Облезлые заборы щерили свои беззубые рты на мусорные кучи возле заброшенных домов, даже лопухи, которые раньше могли сойти за волшебные зеленые парашюты, теперь были лишь пыльной зеленью на обочине дороги.

– Да, Катюха, знаешь, похоже, здесь поработал злой колдун, он украл у меня место моего детства. Тридцать лет назад здесь был наш мальчишечий рай. А теперь всего лишь умирающая убогая деревня… Лучше бы я этого не видел! – помрачневший Ромка отвернулся от окна и приобнял дочь. Та, напротив, с большим любопытством осматривала новые места. Ромкина иномарка шла рывками, даже в самом страшном сне она не могла увидеть, что ее заставят ехать по тому, что в этом странном месте называют «дорогой»!