Читать книгу "Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек"

Но валиде не из святош, иначе она бы всех девчонок заставляла блюсти аврат, хотя бы малый. Просто фигура у нее уже совсем не та, что у юных девчонок, кандидаток в наложницы. И излишне им в полной мере знать, насколько она не та…

Медленным движением Сафие-султан опустила ноги с мраморной лежанки. Двое младшеньких сразу же кинулись, пали на колени, подсунули валиде под босые ступни высокие колодки банных сандалий. Очень удобно, когда все вокруг из благородного мрамора, да еще и нагретого должным образом, чтоб телу сладко было. Но пол в харарете не просто теплый, а прямо-таки горячий. И мокрый к тому же. По нему только в таких колодках и ходить – напоминающих помесь башмаков, ходуль и табуреток.

Махпейкер едва удержалась, чтобы не фыркнуть от смеха: эта пара поспешила вне очереди. Вот уж подлизы, желающие втереться в милость «бабушки Сафие», как будто такое возможно, как будто она не знает тут цену всему и всем!

Миг спустя она и Башар слитно подхватились со своей лежанки, потому что подавать банные сандалии может кто угодно, это в любом случае долг гедиклис, служанок. А вот когда Сафие-султан встает на эти свои «ходули», то ее подпорками должны служить они, Махпейкер и Башар, ее девочки, бас-гедиклис: ближние служанки и воспитанницы. Хадидже, разумеется, тоже из воспитанниц, но она пойдет следом, неся корзинку с полотенцем и притираниями: опираться на ее плечо «бабушке Сафие» неудобно. Действительно жирафа.

Итак, они подхватились – но замерли, не завершив движение: взгляд старухи уперся в них, как ротанговая трость. Сперва остановил, а потом мягким, но неодолимым нажимом снова опрокинул навзничь, голыми спинами на теплый мрамор.

Девочки беспрекословно повиновались молчаливому приказу, в полном недоумении уставившись на свою госпожу. А вот Хадидже, должно быть, все поняла еще до того, как они дернулись было вскакивать: лежала, не просто дрожа, а прямо-таки трепеща. Махпейкер испуг подруги всей кожей чувствовала, левым боком.

Валиде-султан жестом подозвала тех двоих, что только что подали ей сандалии, – и эти гедиклис (как их зовут-то, малолеток?) покорно приблизились, тоже недоумевая, дали опереться на себя. Старуха недовольно поморщилась: девчонки были совсем мелкие, ей пришлось положить им руки даже не на плечи, а на макушки.

Сделала шаг к «пупочному камню», слегка качнулась: та девица, что пришлась под левую руку, чуть приотстала, не рассчитав шаг. Махпейкер, бешено округлив глаза, украдкой показала дуре кулак.

– Лежите, – не то приказала, не то просто сказала Сафие-султан. – Привыкайте. Гёзде мне иной раз тоже прислуживают, но не так, как гедиклис.

В самом деле! Ведь они, Махпейкер и Башар, отныне – гёзде: те, на ком остановился благосклонный взгляд… ну, пусть не султана, но старшего шахзаде.

– Мы будем тебе подпорками, даже когда станем икбал, госпожа! – пылко пообещала Махпейкер.

– Там посмотрим. – Валиде чуть заметно улыбнулась. – Сперва станьте…

Подруги украдкой обменялись недоумевающими взглядами: конечно, станут! Что тут сложного. Да это ведь от них даже и не зависит теперь: свой приказ шахзаде Ахмед отменил только для Хадидже, то есть для них двоих он, выходит, подтвержден. Значит, сегодня вечером быть им в опочивальне Ахмеда. А девушка, перешагнувшая порог султанской опочивальни, становится икбал, счастливой, фавориткой султана. Счастливой фавориткой султана. Опочивальня будущего султана, престолонаследника, обладает теми же волшебными свойствами, что и собственно султанская: ее порог превращает гёзде в икбал.

Конечно, если валиде-султан прикажет, то перед ней даже наилюбимейшая фаворитка расстелится ковриком, почище юной служанки. Во всяком случае, когда речь идет не просто о валиде, но о «бабушке Сафие». Перед ней и старшие кадынэ, матери султанских сыновей, на цыпочках ходят!

Махпейкер сделала мысленную пометку: завтра утром они с Башар, уже полноправные фаворитки, на всякий случай поклонятся старухе так же глубоко, как сегодня на рассвете, когда они простыми служанками были, даже не гёзде. А дальше уж видно будет, как себя вести. Они не дуры и сами себе не враги.

Хадидже, когда она к ним присоединится в качестве третьей фаворитки, разумеется, точно так же поступит.

Ну и потом, если продолжать вести себя по-умному, все вообще лучезарно будет. Они – три драгоценные жемчужины, подруги навсегда, любимицы наследника, а позже и султана… причем бабушка этого султана так и останется для них «бабушкой Сафие», а ведь именно она самый старший мужчина во дворце, не внук же ее, тем более не сын…

Сафие-султан умеет пасти гаремное стадо. Но с возрастом никто не молодеет, и она, конечно, поймет: вскоре ей потребуются надежные подпаски. Совсем скоро. Может, уже сейчас нужны.

И лучше, чем они трое, с этим никто не…

– Мэри… – почти беззвучным шепотом прошелестела Башар прямо у нее над ухом, потому только Махпейкер и расслышала. А вот валиде-султан – та умеет слышать и вовсе беззвучное – смерила Башар многообещающим взглядом (прежние имена запретны!), но ничего не сказала. Перевела взгляд на Марию. То есть Хадидже, конечно: давно и навсегда Хадидже!

Та уже и не трепетала. Лежала как мертвая, камень на камне.

Махпейкер, на краткий миг и сама ощутившая себя Анастасией, вдруг почувствовала, как сердце ее прострелило болью. Усилием воли она в следующее же мгновение сделалась прежней, но боль не исчезла. Боль и жалость.

Наверно, еще с минуту валиде осматривала «жирафу», словно книгу читала. Все это время никто в жарком зале не дышал.

– Ты ни в чем не виновата, девочка, – наконец произнесла старуха, и эти слова, прозвучав, стали овеществленным действием: из тех редких, всего несколько раз в жизни случающихся событий, которые определяют дальнейшую судьбу. – Виноват только мой внук… мой взрослый маленький внук… – Она немного помедлила. – Впрочем, он кровь Османа по прямой линии, а значит, вины на нем нет и не может быть. Вырастешь – поймешь.

– Да куда уж ей дальше расти… – с облегчением хихикнула Махпейкер, потому что эти последние слова Сафие-султан произнесла с легкой улыбкой, прежним голосом, а значит, и все остальное рассеялось, миновало, вернулось к прежнему.

Могущественная валиде теперь снова «бабушка Сафие», а подруга, только что отвергнутая капризной волей «маленького внука», этой мальчишеской прихотью не низвергнута, она остается гёзде, да и статус бас-гедиклис не утратила, поистине чудо. Быть ближней служанкой и воспитанницей валиде-султан – это, пожалуй, не меньше весит, чем положение фаворитки султана. Все просто замечательно складывается!

Тут же осеклась, пожалела о своем смешке, потому что «бабушка Сафие» смерила ее тем же взглядом, что давеча достался Башар: мимолетным, но запоминающим.

– Всегда есть куда расти, – скупо обронила старуха, вновь делаясь валиде-султан. – Ты это тоже поймешь. Вскоре.

Ничего не миновало. И прежней их жизнь теперь уже не будет.

– Идем, девочка. – Сафие-султан, опираясь на макушки двух служанок, повернулась к выходу и уже через плечо кивнула Хадидже: – Поможешь мне…