Читать книгу "Мне лучше - Давид Фонкинос"

– Я никогда тебя таким не видела.

– То есть?

– Не знаю. Из тебя так и лезет все самое худшее… как будто ты меня нарочно злишь.

– …

– У тебя весь вечер был вид несчастной жертвы. Ты все терпел, не возражал родителям ни словом. А под конец вообще – чуть дух не испустил.

– Я же не виноват, что у меня болит спина.

– Не знаю, не знаю.

Я промолчал. Про онкологических больных часто говорят, что они сами виноваты. И я всегда считал это жестоким – добавлять к болезни еще и чувство вины. Рак у меня или нет, я не знал, но если да, совсем ужасно думать, что причина во мне самом. Не хватало еще быть собственным могильщиком. Ведь можно себя грызть, изводить, вгонять в болезнь по любому поводу. Вдруг Элиза права? Что, если действительно я сам и виноват в своей болезни? Жена? Родители? Работа? Дети? Что не так? А может, правильный ответ: вся моя жизнь?

Элиза хотела сказать что-то еще, и тут меня пронзила такая острая боль, что я вскрикнул. Жена рассмеялась.

– Что ты смеешься? По-твоему, это весело?

– Нет, конечно. Прости, это нервное. Тебе очень больно?

– Уже нет. Это был просто спазм.

– Извини.

– Давно не видел, чтоб ты так смеялась.

– Да?

– Уж больше года. Я хорошо помню, когда это было в последний раз.

– И когда же?

– Мы тогда выпили, и ты рассказывала мне забавный случай, который произошел у вас в детском саду. С секретаршей-заикой.

– Действительно давно.

– Да. А теперь ты больше не смеешься. Это наверно из-за меня. Я потерял чувство юмора.

– Ты никогда и не был шутником.

– В самом деле? А мне казалось, я тебя смешил.

– Да, но часто невольно.

– А-а…

– С тех пор как разлетелись дети, мне стало как-то грустно, – упавшим голосом сказала она.

– …

– …

– Хорошо бы летом съездить куда-нибудь всем вместе.

– Можно, – без особого энтузиазма сказала Элиза и вздохнула.

Уехать вчетвером, как раньше. Окунуться в прошлое – лучшее лекарство от разъедающего наши души недуга. Я вдруг подумал, каким чудом были раньше наши семейные каникулы. Мы проводили вместе июль и август, и я вспоминал об этом как о райском времени. А тогда мне и в голову не приходило, что так будет не всегда. Как-то не верилось, что наши дети когда-нибудь вырастут. Каждый раз в день рождения дочери или сына я не переставлял удивляться. Неужели они действительно скоро станут взрослыми? И придется жить без них. Эта новая жизнь началась, причем так внезапно, что застала меня врасплох. Я погрустнел, как и Элиза. Не очень понимал, чего хочу и что делать, чтоб обрести былую легкость. И все лелеял план смотаться в Петербург с Эдуаром, меня грела сама мысль об этой поездке. Может, она вернет мне бодрость, вырвет из повседневной рутины, позволит буквально – мое любимое выражение – “подышать другим воздухом”. Смотреть на старинные церкви и на самых красивых женщин в мире, есть блины и пить водку – прекрасно!

– Принести тебе чаю? – предложила Элиза, возвращая меня в неказистую реальность.

– Да, пожалуйста.

Она пошла на кухню. Странно – почему она выбрала для выяснения отношений минуту, когда мне так плохо? Видно, уж слишком ее распирало. Ужин решительно не удался, моя затея, как бывало часто, провалилась. Мне стало страшно, захотелось собрать родных, как-то сплотить их вокруг себя, а получилось все наоборот. Пришла Элиза, молча подала мне чашку. Я взял ее, посмотрел на жену. И впервые ощутил тревожный холодок: что же с нами будет?

28

Интенсивность боли: 8

Настроение: туманное

29

Я со своей больной спиной словно попал в фильм Гарольда Рэмиса “День сурка”. Бесконечно проживал, как Билл Мюррей, один и тот же день. Каждое утро начиналось с визита в больницу. Жизнь превратилась в ожидание диагноза. Боль не проходила, какое бы положение я ни принял; таблетки больше не помогали; я пытался пристроиться так и сяк – спасения не было. В конце концов я предпочел стоять, прислонившись к стене. Другие пациенты смотрели на меня осуждающе, как будто стоять, а не сидеть в приемной – вопиющее нарушение порядка. Дожидаясь своей очереди, я вспомнил, что забыл взять пижаму. И огорчился – мне хотелось быть образцовым больным. Выходит, придется опять напяливать ту казенную, полосатую. Я думал об этом так напряженно, что не услышал, как меня вызвал доктор, ему пришлось раза три-четыре повторить, прежде чем я очнулся.

– Простите, я задумался, – сказал я ему.

– Это хороший признак. Значит, вы не слишком волнуетесь.

– …

– Мне очень неловко за вчерашнее. Такого никогда не бывало. Систему налаживали два часа.

– Надо же! – сказал я с притворным интересом.

– Что нужно делать, вы уже знаете. Можно не повторять.

– Да-да.

– Пижаму принесли?

– Забыл.

– Ничего страшного. Вот выбирайте.

К моему удивлению, полосатой пижамы в знакомой корзинке не оказалось. Это что же, они их стирают? На этот раз выбор был скудным. Всего два варианта: одна пижама тошнотворного грязно-желтого цвета, другая – в мелкую клеточку. Я выбрал клетчатую – в таких щеголяли респектабельные буржуа в санаториях начала двадцатого века. Быстро переоделся и лег на стол. Скорее бы кончилась эта пытка.

Стол снова заехал в туннель. Шумело еще сильнее, чем накануне, как будто после ремонта аппарат взбодрился. Он воинственно рычал, готовый унюхать любую, самую микроскопическую потаенную опухоль. Тут про тебя, беспомощно лежащего, известно все. Твое тело подобно подпольщику, которого окружили враги. Тебе слепят глаза фонарями, и ты выходишь из своего убежища, с поднятыми руками и опущенной головой, обреченный на мучительную смерть. В этой войне я вел борьбу за выживание и проигрывал страху. Тянулось время, я смутно слышал где-то вдалеке голос врача, но слов не различал. Я попал в ватный кокон, и он становился все толще, перед мысленным взором проплыли, точно ангелы, жена и дети, а вслед за ними – толпа каких-то совершенно неуместных, случайных лиц из прошлого: школьный учитель французского, продавец из овощной лавки на углу. Как будто прорвалась плотина. Границы сознания рухнули, все захлестнула разрушительная и изумительная стихия, и я безвольно отдался смерти, уходя все глубже в океанскую пучину, из светлой синевы во мрак небытия.

– Ничего аномального, – вдруг донеслось с поверхности.

– …

– Ваши боли не связаны с каким-либо заболеванием.

– А пятно? – спросил я и только тогда понял, что процедура окончена – стол из туннеля вернулся в исходное положение, а я и не заметил.