Читать книгу "Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов"

Ставке требовалась достоверная информация о намерениях и возможностях правительства Братиану. В начале февраля 1916 г. Алексеев настоял на назначении в Бухарест на должность военного агента полковника Татаринова. Он должен был выяснить, насколько искренен румынский премьер в своем желании выступить против Четверного союза, и в случае положительного результата обсудить планы взаимодействия русской и румынской армий. При этом Татаринов отнюдь не должен был торопить румын с немедленным выступлением6. На этот момент Ставка в нем попросту не нуждалась. 20 января (2 февраля) 1916 г. новый военный агент в Румынии встретился в Петрограде с Сазоновым и доложил министру иностранных дел о взглядах наштаверха на положение дел:

«Если весной 1915 г., когда русские войска занимали вершины Карпат, выступление Румынии могло оказать решительное влияние на ход военных действий в смысле окончательного разгрома Австро-Венгрии, то в настоящее время генерал-лейтенант Алексеев склонен думать, что для нас более выгодным является сохранение Румынией нейтралитета. Действительно, вследствие растяжения и крайне невыгодных очертаний румынских границ, неуверенности в достаточном боевом значении румынского войска, а также создавшегося после разгрома Сербии положения, позволившего Германии и ее союзникам почти что окружить Румынию с трех сторон, приходится считаться с возможностью поражения румын, что заставило бы нас уделить значительные силы на оказание им помощи без прямой пользы для наших ближайших военных задач. Видимое нежелание Братиану прислать для переговоров румынского офицера в Россию, хотя и может быть объяснено боязнью румынского министра скомпрометировать себя в глазах Германии, однако дает генералу Алексееву повод заподозрить вообще искренность Братиану. Генерал Алексеев опасается, что последний желает выведать у нашего уполномоченного размер той помощи, которую мы могли бы предоставить Румынии, с тем только, чтобы иметь в своих руках веские данные для переговоров с болгарами, а может быть, и с немцами»7.

26 января (8 февраля) 1916 г. Татаринов отбыл из Петрограда в Бухарест8. Недоверие – плохое основание для сотрудничества. Наштаверх не торопился делиться своими мыслями с англичанами и французами. 6 февраля в телеграмме, направленной в Форин Оффис, Бьюкенен сообщал: «Я узнал от г-на Сазонова, что генерал Алексеев не жаждет выступления румынской армии в настоящий момент, так как он сомневается в ее ценности как боевой силы и не может пока позволить удлинения своего фронта без его ослабления на других участках»9. 7 февраля Сазонов получил еще одно известие от генерала. Явно раздраженный, он сообщал министру о своем нежелании делать доклад императору по румынскому вопросу. По мнению Алексеева, обсуждать было по-прежнему нечего:

«Что же мы знаем о намерениях и целях, которые ставят себе румыны, в какой срок окончательно приведут свои войска в военное положение, сколько войск они выставят в поле, где и как их сосредоточат? Мы не знаем ничего, кроме неясного указания, “что длина румынской границы позволяет Румынии защищать успешно лишь линию Дуная и границу со стороны Австро-Венгрии”. В этих словах ничего не заключается. На каком протяжении хотят румыны защищать линию Дуная? На всем протяжении от Оршовы до Силистрии? Как они расположатся на австрийской границе, примкнут ли к нам в Северной Молдавии или совершенно оставят незанятыми (как ранее предполагалось) северные уезды до широты, примерно, Ясс? Если силы румын будут значительно растянуты, разбросаны из-за стремления все прикрыть, то можно убежденно сказать, что в Северной Молдавии они к нам не примкнут и оперативной общности действий и согласования с нами не установят»10.

Алексеев видел будущее ясно – противник получит возможность одновременного удара из Буковины и Добруджи, что существенно ухудшит положение России. Без информации о планах Бухареста он не собирался идти навстречу его предложениям даже и на словах: «Если мы примем обязательство собрать в Добрудже столь сильную армию, которая подразумевает наступательные действия на Балканском полуострове, то мы же должны будем собрать и другую, достаточной силы армию, дабы обеспечить обнаженное левое крыло наших армий генерала Иванова, прикрыть путь на Одессу – Николаев с северо-запада и обеспечить тыл и правый фланг румынской армии»11. 2 (15) февраля 1916 г. Сазонов получил из Рима информацию о разговоре итальянского посла в Румынии с Братиану.

Глава правительства заявил, что в любом случае не собирается вести войну на собственной территории, а Румыния может покинуть состояние нейтралитета только «для осуществления своего национального идеала». Более того, румынский премьер конфиденциально сообщил итальянцам, что за сохранение нейтралитета ему уже предлагают и Буковину, и часть Баната, и даже исправление границы в Трансильвании12. Отсюда следовал вывод – Бухарест хотел бы иметь гарантию, что, выступив на стороне Антанты, он получит не меньший приз, даже в случае, если поражения или распада Австро-Венгрии в результате войны не последует. Имелась в виду Бессарабия, гарантию на получение которой Ионеску хотел бы получить от союзников России за ее спиной. Итальянский дипломат немедленно прервал разговор13. Можно предположить, что подобная информация вместе с нежеланием Бухареста раскрыть свои планы в Петрограде не способствовали доверию к этому государству в России. Подозрительность Ставки и желание любой ценой защитить южный фланг своих армий лишь от возможных угроз возрастали.

Эти мысли начальник штаба Ставки изложил и генералу По. 25 февраля 1916 г. он изложил эти взгляды в телеграмме на имя Жоффра: Алексеев не хотел, чтобы нейтралитет Румынии был нарушен, но при этом, естественно, он не желал и того, чтобы румыны перешли на сторону противника. Если бы это произошло и румынская армия получила бы при этом эффективную поддержку немцев, то весенне-летнее наступление русской армии, по мнению Алексеева, было бы сорвано14. В последнем случае Румыния получила бы возможность сконцентрировать все свои силы на границе с Россией и, поддержанная немцами, австрийцами, болгарами и турками, осуществить вторжение в Бессарабию. Восточный фронт при такой перспективе не просто удлинился бы от Черновцов до Одессы – действия русской армии неизбежно приобрели бы исключительно оборонительный характер. Удержание союзниками Салоник приобретало теперь, с точки зрения Алексеева, несколько другой смысл – гарантии удержания румын в сфере влияния Антанты15.

Если учесть, что в феврале – апреле 1916 г. наштаверху через представителя британского командования при Ставке генерал-майора Дж. Генбери-Вилльямса неоднократно передавалась информация об опасности, которая грозит Петрограду ввиду возможного германского наступления, причем это было мнение не только начальника Имперского Генерального штаба генерала В. Робертсона, но и Жоффра16 (а вместе с этим шли советы не придавать такого значения южному направлению17), то эта позиция Алексеева становится понятной – он не мог рассчитывать на поддержку союзников на Балканах. Вот несколько отрывков из письма Робертсона Генбери-Вилльямсу от 16 февраля 1916 г.: «Дело в том, что мы не в состоянии помочь русским из Салоник. Между Салониками и Румынией находится около 30 вражеских дивизий; около 300 миль по горной местности с единственной и плохой железной дорогой, нет шоссе, положение нашего морского транспорта пугающе тяжелое. С любой точки зрения предпринимать что-нибудь значительное на Балканах будет вершиной глупости. Вы обязательно должны сделать все, что можно, чтобы довести это до Алексеева»18. Робертсон не лукавил.