Читать книгу "Дорога в снегопад - Антон Уткин"

А потом, через несколько лет, молодой вождь, будучи советником президента России по политическим вопросам, попался на взятке, а потом даже и это перестало иметь значение. Перед мысленным взором Алексея вставала эта громада счастливых, уверенных в себе людей. Было интересно, где сейчас все они обретаются, как поживают, кем работают, кому служат, каким идеалам веруют, но он решил подумать об этом в дороге.

* * *

Свои новости Стильный Ленок по телефону выкладывать не захотела и назначила встречу в «Жан-Жаке» на Суворовском. Она считала, что это стильно.

Ленок водила интимное знакомство с полковником ФСБ, и это, пожалуй, было единственным обстоятельством, способным бросить тень на ее стильное звание. То ли в свете было решено, что полковник ФСБ — это стильно, то ли было решено, что это вовсе не стильно, а просто круто, но Ленок себе здесь явно потакала и сделала единственное исключение из своих стильных правил, — как бы то ни было, полковник ее ничуть не походил на «настоящего полковника». Был он, конечно, настоящим, но только по служебному удостоверению да парадному мундиру, висевшему в шкафу у мамы в Люблино. В остальном это был спортивный сорокалетний красавец, предпочитавший служебному автомобилю свой собственный — «Субару-Форестер».

Недоумевая, что такое неотложное потребовалось от нее Стильному Ленку, Кира спустилась в накуренный «Жан-Жак». К ее великому удивлению, речь сразу же пошла о Мите.

Как уже говорилось, статья на сайте «Компромат. ru» была направлена не непосредственно против Мити, а против некоего Трегубского, личности довольно темной, возглавлявшей группу компаний «Конверс» и находившейся в тесной связи с одним из вице-мэров Московского правительства. К этому времени Митя больше не торговал оружием, а, имея неплохие связи в этом самом правительстве, занимался девелоперством, то есть скупал приватизированные участки столичной земли и, привлекая инвесторов, осваивал их. И его компания приходилась дочкой группе Трегубского.

И вот полковник Валера проговорился, что бизнес Трегубского решено «отжать», что вопрос решен высоко и никто Трегубскому не поможет.

Кроме того, что Ленок узнала от своего Валеры, она обратила внимание, что в издания холдинга под видом расследований и обзоров рынка постоянно ставят материалы, некомплиментарные для Трегубского, явно заказные, что по сути намекало на грядущий обычный передел. Ленок объясняла дело тем, что у Трегубского была газета, которая на последних выборах не поддержала действующего президента. Теперь, слушая Ленка, Кире стал ясен смысл той статьи на сайте «Компромат», так круто развернувшей ее семейную жизнь.

— Что же делать? — спросила она.

— Валить, — просто ответила Ленок. — Скажи ему, и так скажи, чтобы он понял, — она многозначительно помолчала своими голубыми глазами, — что времени у него мало, но все-таки еще есть. Все распихать на хрен и валить.

Кира молча смотрела в сторону. Столики в «Жан-Жаке» стояли тесно, на французский манер. Рядом двое мужчин средних лет, в одном из которых Кира узнала ведущего телепередачи про книги на канале «Культура», самозабвенно обсуждали какую-то новинку изящной словесности, и обрывки их разговора долетели до ее слуха, и когда она услышала фразу: «В современной литературе нет героя», то мельком подумала, какие пустяки занимают людские головы.

— А Митю я, кстати, видела вчера, — придав своему голосу как можно больше безразличия, сказала Ленок, — в «Галерее» Новикова. И не одного, — со значением добавила она, пристально наблюдая, какую реакцию вызовут ее слова в Кире.

— А, это девочка одна, — так же безразлично, как о чем-то само собой разумеющемся, ответила Кира, отведя наконец взгляд от любителей литературы, и Ленок, поняв, что цель поражена, удовлетворенно улыбнулась.

Митя никогда не посвящал жену в подробности своих дел, но Кира, хотя и не допытываясь, имела о них представление из невольно услышанных Митиных телефонных разговоров да и просто из тех обрывков совместной жизни, которые неизбежно лезут на глаза и в уши. С одной стороны, в деловых кругах царили процветание и благость, многие в первые золотые годы двухтысячных позволили себе расслабиться и один за другим стали терпеть крах из-за происков партнеров и сотрудников. С другой, после прострации девяностых при новом президенте пришли в себя и активизировались окологосударственные структуры, и скоро стало ясно, что им-то по части отъема бизнесов равных не существует. Структуры не обременяли ни себя, ни своих жертв какими-то особенно изощренными методами: наиболее типичной схемой, так сказать, главным трендом, стали придирки по оформлению приватизации, влекшие за собой налоговые и аудиторские проверки, в ходе которых непременно на свет божий извлекались какие-то нелицеприятные обстоятельства. Заводились дела, потом следовали звонки с предложением продать бизнес или его часть по символической цене. Кое-кто предвидел такое развитие событий и, поспешив избавиться от всего нажитого «непосильным трудом», убраться восвояси. Некоторые спохватывались поздно, некоторым не удавалось грамотно избавиться от собственности и они просто все бросали. А многие вообще не успевали сообразить, что происходит, и доведенные до конца уголовные Дела в глазах обывателей создавали иллюзию торжествующей законности.

Кира знала и понимала все это, но в то же время полностью полагалась на Митины связи и чутье. Скорее всего, если б Ленок ограничилась тем, что было сказано, и не произнесла последней фразы, Кира непременно передала бы Мите их разговор в тот же день. Но теперь, когда в очередной раз она почувствовала, что ее как бы хлестанули по лицу грязной мокрой тряпкой, она со злорадством представила себе, что станет делать Митя без помощи своего покровителя и на какие шиши будет водить девок по кабакам, как-то не сразу сообразив, что все это касается и ее. С другой стороны, мысли ее настолько были поглощены Гошей, что новости, доставленные Ленком, она решила обсудить с Митей чуть погодя.

* * *

Поезд был волгоградский, однако билет Алексею достался в «астраханский» вагон, и его попутчицы — мать и дочь-подросток — увлеченно рассказывали ему про Ахтубинск, город военных летчиков, где зимой свирепствует стужа, а летом царит тяжкий зной, а еще есть в июле две недели, когда плодится какая-то мошкара — мать и дочь не знали ее названия — и тогда замирает буквально все, отменяются даже полеты, и легкий титан боевых машин мужественно стоит под вертикальным солнцем. Посмаковав особенности ахтубинского житья-бытья, стали укладываться спать. Алексей запрыгнул на свою верхнюю полку, сон не шел в душном купе, и в голове его заворочалась каша самых разных мыслей. Изредка в окно стремительно врывался свет маленьких полустанков, переездов — то белый, то желтый, то голубой, а где-то под Мичуринском внизу под толщей металла запели рельсы. Рельсы пели довольно долго, и Алексей так и не пришел к окончательному мнению, был ли это обман слуха, или и в самом деле земля в этом месте заключила с тонкими струнами путей столь необычный музыкальный союз.

В Поворино поезд пришел самым ранним нежным утром, и путь до Новохоперска, отстоявшего от железной дороги, Алексей проделал на такси. Городок, в котором считалось что-то около семи тысяч обитателей, вольготно занимал возвышенность, которую столь же широко омывала чистая незаиленная река, кое-где огибая белые на солнце плесы. Отсюда шла кратчайшая дорога в заповедник, в дебрях которого, согласно разведданным, прятался лагерь анархистов.