Читать книгу "Вначале был звук - Андрей Макаревич"

Прозрение пришло лет десять спустя. Я ведь, сам того не ведая, испортил дедушке главное удовольствие — целый день торговли, занятия мужского и достойного. День, который он собирался провести не спеша и с наслаждением, среди таких же как он, солидных и уважаемых людей. Я попрал святыни. Я украл у него праздник. И мне стало стыдно.

Поделикатней надо быть, что ли. Почутче.

Калькулятор гармонии

Мне в жизни невероятно повезло — мой отец обладал способностью видеть красоту. Для этого, кстати, необязательно быть художником (хотя отец именно им и был). Я не знаю, каким образом он передал эту способность мне — никаких специальных занятий, насколько помню, не проводилось. Но уверен, что дело тут не только в генах.

Я смотрю вокруг и думаю: как славно было бы создать прибор, измеряющий количество гармонии в мире. Или в отдельно взятом явлении. Если не количество, то хотя бы ее наличие. Или отсутствие. Две лампочки — красная и зеленая.

Ведь человечество разучилось считать столбиком, и появился калькулятор. Правда, если быть точным, то тут как раз все наоборот: человечество быстро разучилось считать столбиком именно благодаря появлению калькулятора. С другой стороны, мы настолько хорошо разучились чувствовать гармонию, что появление прибора просто неминуемо. Осталось изобрести и обязать к применению.

Иначе мы уже никогда не поймем, что анекдот, рассказанный по радио или напечатанный в газете, в тот же момент перестает быть анекдотом навсегда. Превращается из хорошего анекдота в плохую юмореску. И что соленая шутка с матю-гом, лихо сымпровизированная на сцене кабаре, становится несмешной на экране телевизора и совершенно непереносимой в кино. И что сленг, звучащий естественно в молодежной компании, омерзительно фальшиво выглядит на билбордах в рекламе газировки или пива. Ибо гармония есть соответствие друг другу массы аспектов — жанра, места, времени, пространства, ритма, цвета, мелодии и слова, а пошлость — результат несоблюдения этих соответствий. Понимаете? Не понимаете? Вам совершенно необходим прибор в карманном исполнении.

А еще хорошо бы специальную службу по охране гармонии от посягательств. Федеральную. Небесно-голубая форма, эмблема — какая-нибудь лира с крылышками. Прибор большой, отка-либрованный, крепится на спине в виде рюкзака. «Нарушаем, граждане!» И свод административных взысканий — от штрафа до лишения прав участвовать в творческом процессе.

Да я не о цензуре, дураки вы. Я о прекрасном.

Как научить слышать камертон, по которому строится гармония? Осязать эту тончайшую ниточку от Творца к человеку? Вообще-то, научить можно. Только в очень раннем возрасте — пока не заполнилась черт знает чем та самая полочка в голове, которая отвечает за то, что такое хорошо и что такое плохо. В школе это делать уже поздно. Так что это задача родителей — пока их ребенку от двух до пяти. Успеешь посеять правильные семена — дальше будет расти само. Все хорошо — с родителями беда: их самих никто в свое время не научил. Любят анекдоты по радио и сериал «Счастливы вместе». А в учебном заведении, даже самом продвинутом, учить уже поздно — полочка заполнилась, дверца закрылась. Программа, отвечающая за способность видеть прекрасное, убита вирусом навсегда. И все — словами не обьяснишь, линейкой не измеришь. Вот гениальный Леонардо открыл золотое сечение — основу гармонии пропорций. Так это только пропорции. Говорят, жизнь скрипачей с абсолютным слухом мучительна: в каждом звуке они слышат малейшую фальшь, которую мы, обычные люди, даже не замечаем. А ведь мир меняется с каждым днем, и завтра может случиться так, что вообще никто не поймет, о чем я. И вообще хаос — самая стабильная форма существования. И будет им всем хорошо.

Человек, рассчитывющий свой продукт на идиотов, либо сам идиот, либо сволочь.Уродливые телепрограммы, кошмарные диджеи, разбавляющие болтовней бездарные песни. Хозяева этого зоопарка похлопывают меня по плечу и снисходительно объясняют, что это все не для меня. Понимаю. А можно что-нибудь для меня? Для меня и моих друзей. И для друзей моих друзей — нас не так уж мало и мы тоже живем здесь. Можно даже за деньги — бог с ним, я заплачу. Или вы уже разучились?

Маски

Из Африки привез я домой маски. Маски продавались тут и там вдоль бесконечных дорог из оранжевой глины — иногда под длинными деревянными навесами, иногда — просто на обочине. Маски были деревянные, стоили сущую ерунду, а главное — были начисто лишены той лаковой сувенирности, от которой нормального человека тошнит (вы замечали, что в любой сувенирной лавке мира ощущение такое, как будто все эти сувениры сделаны на одной провинциальной фабрике — будь то Эйфелева башня, статуя Свободы или храм Василия Блаженного?).

13 общем, маски я купил, хотя мои попутчики меня не одобряли («А вот один знакомый рассказывал: семья путешествовала по Африке и купили они маски демонов, а им говорили — не надо, а они все равно купили и привезли в Москву, а потом все заболели и умерли неизвестно от чего»). Маски и правда были недружелюбными — морды каких-то африканских духов, видимо, злых. На мой вопрос: зачем такое держать в доме, африканцы отвечали, что изображение злого духа его же как раз и отпугивает своим видом. Очень возможно — собор Парижской Богоматери тоже украшен химерами: поди пойми, то ли они охраняют его, то ли разбегаются от света Христова. Я как раз переезжал в новый дом и уже представлял себе, где мои маски будут висеть — любой предмет, будучи повешенным на белую стену, сразу начинает претендовать на истинное произведение искусства, а тут настоящие этнические вещи.

Спустя некоторое время решил я новый дом освятить: маски уже висели на задуманном месте среди прочих любопытных штук. Нет, ничего плохого в смысле мистики в новом доме не происходило — просто в доме предыдущем, в котором я прожил десять лет, водилась какая-то мелкая чертовщинка — то ли домовой излишне шалил, то ли духи гуляли. Пугать это меня не пугало, но беспокойство иногда доставляло изрядное, и я не хотел, чтобы вся эта ерунда переехала вслед за мной в новое жилье. В общем, я пригласил в гости знакомого батюшку.

Я съездил за батюшкой в Москву, мы приехали ко мне, попили чай с медом и вареньем, потом батюшка достал свои причиндалы, святую воду и приступил к делу. Он обошел весь дом, читая молитву и окропляя стены святой водой. Маски батюшке сразу не понравились, я это почувствовал. Никаких вопросов насчет них он мне не задавал, но когда я отворачивался, глядел на них недобро и брызгал на них водой даже с некоторым остервенением. В завершение он нарисовал над моей дверью маленький крестик, я поблагодарил его и отвез в Москву.

На следующий день я случайно подошел к маскам близко и увидел невероятное — все они были покрыты длинными и глубокими вертикальными трещинами. Трещины были очень узкими, но рассекали дерево практически насквозь сверху донизу, так что было непонятно, как эти маски еще не развалились. В некоторые трещины легко входил нож. Я провез эти маски через полмира и готов поклясться, что еще вчера никаких трещин на них не было и в помине. Я дождался вечера и, потрясенный, побежал к моему соседу Лене Ярмольнику делиться чудом. Леня видел маски целыми и согласился на чудо посмотреть. Мы вернулись ко мне, и тут чудеса продолжились — трещин не было. Не то чтобы они сжались и стали уже — их не было в помине: я даже принес лупу. Как будто открылись двери, что-то вышло наружу, и двери закрылись. Леня посмотрел на меня с сожалением, посоветовал не увлекаться спиртным, чаще бывать на свежем воздухе, и ушел.