Читать книгу "Энциклопедия русской души - Виктор Ерофеев"

Все бросить - и пойти.

Русский - не путь; он - дорога.

Русская духовность - беседа о бренности. Но русский - вынужденный аскет. Не справившись с миром, он говорит о тщете мира. Он отворачивается от мира, обиженный, и культивирует в себе обиженность, подозрительность к миру как дорогую истину в последней инстанции.

- Мой грех, - сказал отец Сергий, вставая со стула. - Я думал: ты хуже!

- Прости, святой отец! - взмолился я. - Я и в самом деле хуже! Я люблю есть сырые человеческие мозги. Открываю чашку черепа и ем их ложкой. Как икру.

- Ну, иди, иди с Богом, - посуровел отец Сергий.

Русский не меньше немца чтит порядок, но немецкий порядок возвышает немца над другими народами, а русский порядок доводит русского до уничтожения. Русский идет по порочному кругу истории, не сознавая, что это круг и что он порочен.

Русский - радикально неисторичен, и в этом - его самобытность. Он все время сбивается и, начав об одном, говорит о другом, не держит мысль. Видимо, он боится мысли. Не справившись с миром, он гадит в мире. Он антиэкологичен. Мир превращается в помойку и если бы не власть, русский бы уже давно утонул в отходах. Он - механический богоносец.

Закон приходит в противоречие с самыми кровными интересами русского, противоречит идее выживания: от нищенского "не помереть с голоду" до общемещанского "свести концы с концами". Нет сил, времени оглянуться вокруг. Отсюда - наплевательское отношение к планетарным и районным делам. Русский затравлен, замучен, задрочен. То скаля пасть, то виляя хвостом, он ждет для себя оправдания.

во власти серого

У русских яркие свистульки. Все вокруг - кудрявое, в завитушках. Серый объявил поголовную амнистию. Пришел к власти и всех выпустил из тюрьмы. Но потом передумал и всех посадил снова в тюрьму.

- Так надо, - сказал он. - Так проще править.

- Павловская слобода, - ответил я. - Уйдем с головой в любовь?

- Не помешает, - согласился Серый.

дней россии

- Давай отвяжемся, - сказал Серый, беря в руки "Калашников".

- Ну, давай.

- Люблю убивать, - признался Серый. - Люблю, когда они боятся умирать, трепещут, на все согласные, ноги лижут, писаются, как щенки, раком становятся. А ты делаешь вид, что вроде уговорили, не буду стрелять, а потом стреляешь им прямо в лицо. Мозги летят, как брызги шампанского.

А девчонок насиловать? Дрожат, за писечку держатся. Руки по швам, бляди! Жопу врозь, говнюки! Мальчишки мои! Не знаю, мне нравится. Я молча вздохнул.

- Люблю бить ногами, - продолжал Серый, - давай будем жить, как положено. Возведем детские сады, вскопаем огороды, взопрем, пророем туннели, как какие-нибудь итальянцы, соорудим кольцевую дорогу. - Серый снял кепку, утерся, высморкался. - Но смешнее всего, конечно, сбивать пассажирские самолеты. Они летят себе ночью, завернувшись в пледы, с апельсиновым соком в руках, стюардессы ходят туда-сюда, ни о чем не подозревая. А ты - хуяк! И они падают вниз без парашютов. От удара с них облетают одежды. Как с клена. И они падают, голые, в море. А еще! Будь я главарем военной хунты, ну, например, аргентинцем с усами и саблей, я бы выкидывал врагов-депутатов с вертолета. Чап-чап-чап, летит вертолет. А я выкидываю врагов-депутатов. Одного за другим. Над океаном. Без парашютов. Не хотел бы оказаться в их положении.

Мы стали налетчиками. Мы стали насильниками. Насиловали, как джазисты, во все дырки. Бомбили деревни и города, давили поселки городского типа, бабы выли, мы взрывали газовые плиты. Все насиловалось легко, все разваливалось непринужденно, как будто только и ждало дня развала. Русская земля лежала готовой для опустошения. Дома падали, как домино. Природа брезгливо стряхивала с себя русскую халтуру. В Смоленске сравняли с землей собор. В Ярославле спалили милицейский участок Приехали пожарные. Из шлангов едва капала вода.

- Помогите! - смешно махали руками менты.

- Начальник, забери свой труп! - кричал в ответ Серый командиру блюстителей порядка.

Мы надели тельняшки и дали в их память благотворительный концерт. Мы гоготали. Бросились на Москву. Перерезали правительство, запретили почту и телеграф, взяли банки, объели аптеки. Дума вывесила красный флаг. Мы только усмехнулись.

- Давай пытать людей? - предложил Серый. - Будем озорниками.

Стали пытать. Утюгами, паяльниками, щипцами, капали капли на макушку. Пытали по-всякому.

- Ты посмотри, как они красиво страдают! - любовался Серый, ломая русские кости, позвоночники, черепа. - Нет, только глянь! Выносливы и неприхотливы. Цены вам нет, - обращался он к мученикам.

В ответ русские дико орали. Никто не ушел от пытки. Все сознались во всем.

- У меня мечта. Иногда так хочется быть медсестрой, - сказал Серый, перевязывая мне раненую руку после утреннего налета. - По головке гладить людей.

Возле урны стояла пустая бутылка. Мы бросились к ней наперегонки. Я быстрее, Серый - опытнее. Он подставил мне палкой подножку, а потом той же палкой откатил бутылку к себе.

- На, - сказал он мне, улыбаясь. - У тебя нет. Возьми.

- Серый, - благодарно промолвил я.

- Конечно, в нашей коммуналке был закон тайги, - покачал головой Серый. - Но когда приходили похоронки, все забывали о драках, о том, что мы евреев звали жидами. Мы хотели помочь, кто чем мог, понимаешь?

Мы написали на радио письмо с просьбой исполнить нашу любимую мелодию, но не сказали какую. Мы добрым словом вспомнили родителей. Мы выебли мумию Ленина в мавзолее. Поужинали и пошли спать до утра.

куча

Серый сидел на куче и думал. Он думал, но не мыслями, а так, непонятно как, широко. Он не делал разницы между разными вещами. Мимо шли люди.

чефир

Серый получил задание поклеить обои к четвергу. Милиция не работала. Серый сам вел расследование. Утром Серый пошел на завод.

ужин

Серый оделся в темно-серое. Дети оделись в темно-серое. Зажгли свечи. Святки. Святцы. Задымило сцепление. За ужином Серый ел темно-серых детей.

самозванец

- Все анекдоты о Чапаеве сочинил я, - сказал Серый.

- Так уж прямо и все? - не поверил я.

- Все до одного, - сказал Серый. - И те, что не сочинил, я тоже сочинил.

- Да ты самозванец!

- Да, - сказал Серый, - и горжусь этим. Идея самозванства извела Россию до такой степени, что она ее создала.

земля

Серый на землю серит.

- Александр Иванович, хотите чаю? Серый на землю серит.

- Не откажусь.