Читать книгу "Реки Лондона - Бен Ааронович"

— Еще не поздно отказаться от принятого решения, — проговорил Найтингейл.

Да, еще не поздно — но это не значит, что мне не хотелось, чтобы было поздно. Вообще, если констебль попадает в кабинет комиссара, это может означать только две вещи — либо он очень смелый, либо очень глупый. И вот теперь я никак не мог понять, который из двух вариантов мой.

Ждать нам пришлось всего минут десять, а потом секретарша комиссара пригласила нас в кабинет. Он был очень большой и отделан так же безвкусно и уныло, как и остальная часть здания. Разве только по верхнему краю стен были пущены панели из искусственного дерева цветом «под дуб». На одной стене висел портрет королевы, на другой — сэра Чарльза Роуэна, первого комиссара. Я образцово-показательно встал навытяжку и чуть не покачнулся, когда комиссар протянул мне руку.

— Констебль Грант, — проговорил он. — Ваш отец — Ричард Грант, не так ли? У меня есть кое-какие его записи той поры, когда он играл с Табби Хейзом.[9]На виниле, разумеется.

Не дожидаясь моего ответа, комиссар пожал руку Найтингейлу и жестом пригласил нас сесть. Это был еще один северянин, чей путь к высокому посту был труден и извилист. В Северной Ирландии он отбыл повинность, обязательную, похоже, для всех будущих комиссаров лондонской полиции. Ибо считается, что борьба с религиозным экстремизмом очень закаляет характер. Комиссар с честью носил свой мундир, а подчиненные допускали, что он, возможно, не полный идиот, — что в их глазах ставило его гораздо выше некоторых предшественников.

— Дело приняло неожиданный оборот, инспектор, — сообщил комиссар. — Кое-кто не считает данный шаг необходимой мерой.

— Комиссар, — осторожно начал Найтингейл, — я уверен, что обстоятельства оправдывают внесение изменений в соглашение.

Когда мне вкратце обрисовали сферу деятельности вашего отдела, я пришел к выводу, что он по большей части занимается остаточными явлениями и что… — комиссар буквально заставил себя произнести это слово, — что «магия» находится в состоянии упадка. Я четко помню, что в Министерстве внутренних дел муссировалось слово «вырождается». «Вытесняется наукой и техникой» — эта фраза также слышалась довольно часто.

— В министерстве никогда по-настоящему не понимали, что наука и магия не исключают друг друга. Основатель нашего направления в свое время сделал достаточно, чтобы это доказать. И я считаю, что сейчас налицо медленное, но неуклонное повышение магической активности.

— Магия возвращается? — спросил комиссар.

— Начиная примерно с середины шестидесятых, — ответил Найтингейл.

— С шестидесятых, — повторил комиссар. — И почему я не удивлен? Черт, как же неудобно получается. Догадываетесь, почему это происходит?

— Нет, сэр, — ответил Найтингейл. — Но ведь нет и единого мнения насчет причины, по которой она однажды угасла.

— Я помню, что говорили по этому поводу в Эттерсбурге, — проговорил комиссар.

На миг лицо Найтингейла исказила самая настоящая мука.

— Эттерсбург, несомненно, сильно повлиял на этот процесс.

Комиссар надул щеки и шумно выдохнул.

— Убийства в Ковент-Гардене и Хэмпстеде связаны между собой? — спросил он.

— Да, сэр.

— И вы считаете, ситуация может измениться к худшему?

— Так точно, сэр.

— Настолько, что это оправдывает нарушение соглашения?

— Подготовка ученика занимает десять лет, сэр, — проговорил Найтингейл. — Будет лучше, если я оставлю вместо себя кого-то, на случай если со мной что-то произойдет.

Комиссар невесело усмехнулся.

— А он знает, на что подписывается?

— А кто знает, когда идет работать в полицию?

— Ну хорошо, — сказал комиссар. — Встань, сынок.

Мы встали. Найтингейл велел мне поднять руку и зачитал слова:

— Клянись же, Питер Грант из Кентиш-тауна, хранить преданность нашей королеве и всем ее наследникам. Клянись служить верой и правдой своему мастеру, пока длится твое ученичество. Клянись оказывать послушание всем старшим и носить форму, принятую в сообществе. Во имя сохранения тайны упомянутого сообщества клянись не разглашать никакой информации людям, не состоящим в нем. Исполняй же все обеты с честью и достоинством и храни их в тайне. И да поможет тебе в этом Господь, королева и сила, которая движет Вселенной.

Я произнес клятву, чуть не запнувшись на слове «форма».

— Да поможет тебе Господь, — проговорил комиссар.

Найтингейл сообщил, что я как его ученик должен жить в его столичной резиденции на Рассел-сквер. Адрес он назвал, а потом подбросил меня до Чаринг-Кросс.

Лесли помогала мне собирать вещи.

— Ты же сейчас должна быть в Белгравии, разве нет? — спросил я. — Как же твоя срочная работа в отделе убийств?

— Меня попросили взять выходной, — ответила Лесли. — Посочувствовали, потом велели не общаться с прессой, потом вообще отпустили.

Это как раз было вполне понятно. Убийство семьи кого-то богатого и знаменитого — наверняка голубая мечта редактора любой газеты. Собрав все самые жуткие подробности, газетчики на этом не остановятся. Вопросам не будет конца: что трагическая гибель семейства Коппертаунов может поведать о состоянии нашего общества, да как эта трагедия связана с современной культурой/гуманизмом/уровнем политкорректности/ситуацией в Палестине — ненужное вычеркнуть. Тот факт, что на такое опасное задание отправилась хорошенькая блондинка-констебль — совсем одна, заметьте, — может сделать эту историю еще интереснее. Вопросов будет море, а ответы — вещь второстепенная.

— А кто едет в Лос-Анджелес? — спросил я. — Кого-то наверняка пошлют, чтобы проследить схему перемещений Брэндона Коппертауна в Штатах.

— Какие-то два сержанта, я их не знаю, — ответила Лесли. — Я всего-то пару дней проработала, а потом ты втравил меня в это дело.

— Ничего, Сивелл тебя любит, — сказал я. — И не станет ни в чем обвинять.

— Все равно за тобой должок, — проговорила она, быстрыми энергичными движениями сворачивая мое полотенце в компактный валик.

— И чего же ты хочешь?

Лесли спросила, могу ли я отпроситься на вечер. Я сказал, что попробую.

— Я не хочу торчать здесь, — заявила она, — хочу пойти куда-нибудь.

— Куда именно? — спросил я, глядя, как она разворачивает полотенце и складывает снова — на этот раз треугольником.

— Куда угодно, только не в паб, — ответила Лесли, протягивая мне полотенце. Я кое-как упихал его в рюкзак — правда, пришлось развернуть.

— Может, в кино? — предложил я.