Читать книгу "Найти шпиона - Данил Корецкий"

Когда-то Иван Семенович в делегации самых твердокаменных и надежных партийцев побывал в тех краях и потом в лекциях упоминал, что даже буржуи установили великому вождю памятник напротив знаменитого казино! Правда, не конкретизировал, что памятник довольно своеобразный – голова Ленина, соединенная змеевиками с перегонными кубами, – «Промывание мозгов» называется. Но об этом всем знать и не надо. А теперь узнали, и все рухнуло! Э-э-эх, товарищи, товарищи…

Иван Семенович вздохнул. Если бы хрестоматийные герои из истории КПСС были настоящими Героями, все было бы по-другому. А так… Просрали идеологию, развалили страну, через это и он бедствует. Как Владимир Ильич в период цюрихской эмиграции: чужак чужаком, никому не нужен, никому не интересен, осколок какой-то далекой цивилизации… И даже мемориальную табличку, как там, на Шпигельгассе, 6, ведь не повесят. Да-с. А посему он вынужден использовать любую возможность для выживания. Любую. Как это у Ильича: «Наша нравственность выводится из интересов нашей классовой борьбы». А какие у него, старого большевика Ивана Семеновича Носкова, интересы? В данный момент – экспроприировать пищу и с комфортом доехать домой!

Потертый портфель раздулся, как обожравшаяся дворняжка, замок с трудом защелкнулся. Пора было воплощать вторую часть своих классовых интересов, и Иван Семенович, выставив перед собою рюмку, как универсальный пропуск, приблизился к шумящему осколку издыхающего банкета. Десятком раскрасневшихся офицеров руководил полковник Котельников, он же возглавлял оборону от жен, которые безуспешно пытались растянуть благоверных по домам.

– За ракетные войска, – поднял очередную рюмку Котельников. И басом рявкнул: – Ура! Ура! Ура-а-а!

– Ура! – тонким голосом поддержал его Иван Семенович, вытянув рюмку, из которой так и не выпил. Он вообще был равнодушен к спиртному. Хотя в последнее время стал снисходительнее к коньячку, который разгоняет холодеющую кровь и веселит уставшую душу.

– Поедем, Толя, ну сколько можно! – теребила мужа за рукав пухленькая мадам Котельникова с расплывшейся косметикой на потном лице.

– Через пять минут поедем. Чего ты волнуешься? Машина у входа…

– Раньше все о «Жигулях» мечтали! – повел Иван Семенович тонкую беседу. – Лично я так и не накопил… А теперь все на хороших машинах ездят.

Полковник Котельников не замедлил откликнуться с брюзгливостью знающего жизнь человека:

– Толку, что хорошие. А за рулем кто? Водить умели хотя бы! Шпана…

Носков предположил, что полковник – опытный водитель, приверженец истинного старомосковского стиля езды. Полковник не спорил. Через пять минут он уже вовсю нахваливал свой трехсотсильный «Ренджровер»: подвеска как у танка, кожаный салон, четырехзонный климатконтроль… Короче, стопроцентная проходимость и стопроцентный комфорт!

– Наверное, большая машина? – округлив глаза, спросил Иван Семенович.

– Не то слово! Огромная: вся семья, плюс горнолыжное снаряжение, плюс два ящика коньяка, плюс мешок еды – да и тогда места все равно полно.

– Я в такой и не сидел никогда, – повел Носков свою партию в эндшпиль. – Может, подвезете? Я на Вернадского живу напротив «Кометы»… Знаете – гостиница МВД? Это совсем недалеко – двадцать минут езды…

Полковник подмигнул, бросил косой взгляд на сверкающую и позвякивающую, как новогодняя елка, жену:

– Поехали! Там на капоте можно еще коньячку накатить…

– Еще чего? – возмутилась полковничиха. – Сколько можно?

– А что?! – загромыхал обиженный Котельников. – У нас же юбилей!

– Да у тебя каждый день юбилей! То встреча, то проводы, то звание, то пенсия…

Пока супруги выясняли отношения, профессор Носков скромно помалкивал. Коньяк на капоте его не интересовал. А что интересовало, то он уже практически получил. Трансфер, как нынче модно говорить. И совершенно бесплатно, если не считать платой восхвалений по пути великолепной машины и замечательного водителя.

И действительно, оба своих интереса верный адепт марксизма-ленинизма поимел полностью. В половине первого ночи роскошный черный джип доставил его прямо к подъезду вместе с портфелем, набитым экспроприированными продуктами.

– Всех благ! Здоровья, успехов, радостей! – благословил доцент на прощание хмурую чету Котельниковых. И радостно подмигнул сам себе. Трансфер он тоже экспроприировал.

Лифт, каналья, не работал. Тут уже никакая задушевная беседа не поможет, пришлось тащить тяжеленный портфель на восьмой этаж пешком. Задыхаясь, доцент вошел в свою аскетичную, с порыжевшим линолеумом и старомодными бумажными обоями «полуторку», где его никто не ждал. Запер хлипкую дверь на два замка, раздевшись, бережно убрал костюм в одежный шкаф без дверцы.

Говорите, Ульянов-Ленин на чужбине швейцарской?… Так ведь там, на чужбине, он был не один – Надежда Константиновна борщи варила да «Задачи левых циммервальдистов» корректировала, а еще теща, схороненная позже в Берне… Теща – это, конечно, сомнительное преимущество. И все-таки…

Иван же Семенович был совсем один. Про первую свою жену он вспоминать не любил – ошибка юности, мещанское болото, бредовые письма в местком с чудовищными грамматическими ошибками:

«…я счетала, что званье кандидата исторических наук в нашей Советцкой стране обязывает человека быть моральным человеком, а не скотом, и не зажематься с студентками в классах, вместо того, что бы увожать свою сопственную жену…»

Второй жены, равно как и третьей, у Ивана Семеновича не было. Борщи себе варил он сам, но плохо. В квартире месяцами не убирал, поскольку ему опротивел царивший в той семье мещанский культ чистоты.

Он разгрузил портфель в девственно-пустой «Саратов» с облупленной эмалью и жестким растрескавшимся уплотнителем. Разложил по баночкам селедку, картошку, пельмени. Полторы отбивные сложил в эмалированную миску, туда же устроил шесть кусочков полукопченой колбасы и накрыл крышкой. Пирожные засунул в один полиэтиленовый пакет, фрукты – в другой. Прикинул, что если не излишествовать, то еды хватит на два дня. Ну, на два с половиной… А юбилей Историко-архивного института только в пятницу. Э-э-х, товарищи! Были бы вы настоящими рыцарями без страха и упрека…

По-старчески кряхтя, Носков ополоснул лицо над гулкой жестяной, родом из застойных 70-х, раковиной с присохшими седыми волосками и застывшими остатками пены для бритья. Потом прошел на рабочее место.

На письменном столе всегда безупречный порядок. Справа – нацеленные в окно ручка и остро отточенный карандаш, слева – стопка сероватой бумаги и карточки из глянцевого оранжевого картона с цифирным узором, на которых в стародавние времена набивали программы для ЭВМ.

Иван Семенович взглянул на часы, возбужденно «умыл» над столом сухонькие ручки. И вмиг пропало куда-то глуповатое выражение на его личике, прояснились глаза, даже неприличная бородавка как-то уменьшилась в размерах, утратила свою карикатурность. Агент КГБ-ФСБ «Профессор» сел в жесткое кресло, взял карандаш, прищурился. Пока майоры с полковниками пили и ели, вспоминали, бахвалились, пускали пьяную слезу, голова Ивана Семеновича напряженно работала, уши слушали, глаза подмечали. Сейчас оставалось рассортировать, классифицировать информацию, выделить и зафиксировать главное, сделать выводы и подвести итоги.