Читать книгу "Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский"

«Я те дам — с помойки, — почти нежно про себя обратилась к Бьянке Оксана. — Сама ты с помойки. Ты бы видела, как он меня от этой… от мурры оборонял. У тебя такого кота нет…»

— И вот иду это я вечером парком после тренировки, — рассказывал ей Песцов, и его пальцы рассеянно комкали алюминиевую кружку, как будто это был бумажный стаканчик. — Луна с неба светит, сирень по сторонам дорожки цветёт, даже соловей где-то поёт… Красота, благолепие. И вдруг слышу за сиренью — крик. Вернее, стон. Женский. А я устал, жрать охота, завтра на службу вставать… Нет бы плюнуть, пройти, просто ускорить шаг. Так ведь не плюнул, мимо не прошёл, что с дурака взять… Ломанулся сквозь кусты — и что же вижу? Полянка, стоит белый «Лексус», и на заднем сиденье насилуют девчонку. Натурально насилуют — один ублюдок держит, а другой так и семафорит голым задом сквозь открытую дверцу. Я даже огляделся — может, кино снимают? Сериал какой-нибудь средней паршивости про бандитов?..

Нет, такую мать, ни камеры, ни софитов… Ладно, подхожу и для начала вынимаю голозадого из машины. Он брыкаться, я ему в пах, чтобы было что вспомнить. Второй мозги протёр — и тоже на меня, не так чтобы сильно умеючи, но с ножичком. Тут уже я озверел, «отдал якоря»[49]и перестал их жалеть. Туда-сюда — девчонка бежать, зато являются наши доблестные менты. И вот картина маслом: спецназ ГРУ и два мирных россиянина с тяжёлыми телесными. Причём, как скоро выясняется, папаши у обоих — на крыльях не долететь…

— Да ты и в самом деле террорист, — следя одним глазом за Тихоном, усмехнулась Оксана. Налила Песцову облагороженной водки, подумала, плеснула себе. — По ящику-то как есть правду сказали…

— Да какой я, на фиг, террорист. — Песцов выпил залпом, зажмурился, тряхнул головой и потянулся я за огурчиком. — Тоже, нашли Усаму бен Ладена! Киллер я, обыкновенный киллер…

В самый разгар веселья, когда Бьянка уже выучила кота садиться «сусликом», а Наливайко с Краевым добрались до второй миллисекунды Большого Взрыва,[50]появился Мгиви. Угрюмый, неразговорчивый и голодный как волк. Молча выпил штрафную бывшего «Кристалла», не задумываясь о последствиях, добавил коньяка и, даже не взглянув в сторону раков, пододвинул поближе рис и бастурму. В эти мгновения плюгавый негр был похож на свирепого дикого воина, уминающего кускус из бедолаги-миссионера. Матвей Иосифович хотел было подступиться с расспросами, но передумал. Пусть поест человек. Может, подобреет…

Тихону между тем наскучило дрессироваться, он поднял рыжий хвост и скрылся в кустах. Бьянка зачерпнула из бидона и подобралась к Варенцовой:

— Будешь?

— А как же, — кивнула та. — Наливай.

Чокнулись, выпили, четвертовали апельсин, и Бьянка ностальгически вздохнула:

— И всё равно с фалернским не сравнить…

На полном серьёзе сказала, без намёка на прикол.

— Фалернским? — поперхнулась Варенцова. Привыкнуть к чудесам оказалось невозможно. — Так его же ещё вроде при Иисусе пили?..

«Сладкой горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик…» — завертелась у неё в голове неведомо как и когда подхваченная строка.

— Ну да, и финиками закусывали, — кивнула Бьянка. — Помню, был один кабак у Аппиевой дороги,[51]а в нем гулял центурион-промипил…[52]Ох, до чего же на него был похож. — Изящный пальчик с прилипшей к ногтю рыжей шерстинкой указал на гордого Песцова, который только что рукой на спор выставил донышко в бутылке коньяка.[53]— Такой же орёл… И дурак такой же…

Варенцова посмотрела на Бьянку и вдруг преисполнилась жалости.

— Господи, мать, за что же это тебя так?.. — вырвалось у неё. — Ведь столько сотен лет небось одно и то же. Я б удавилась…

Бьянка в ответ кивнула с редкой для себя искренностью.

— Да, увы… Всё одно и то же — боль и ложь, кровь и злоба. Доброты в этом мире, увы, не прибывает… Давай выпьем, а? На брудершафт?..

— А то, — согласилась Варенцова. — Наливай.

Мгиви тем временем доел свинину, мистически замещавшую плоть мученика-миссионера, и, действительно подобрев, сам обратился к Фраерману. Правда, начал издалека.

— А кореш этот твой, Мотя, — проговорил он, — мужик что надо. Кремень. Как залёг с утра, так и бдит… Я вот не выдержал, слинял, а он всё на боевом посту. Знаешь, какие там комары? — И, подхватив каждой ладонью по раку, он поднял их над курчавой головой. — Вот такие, Мотя, вот такие. Только не красные, а белые. Тьфу, серые…

Водку с коньяком он намешал всё-таки зря.

— Мгиви, хорош про комаров. И про Кондрата хорош, я и так всё про него знаю, — кивнул Фраерман. — Ты давай дело рассказывай. Где, кто, чего, как… Давай, не томи.

— А рассказывать особо и нечего, — нахмурился Мгиви. — Паршиво дело. Немцы пробили место, рулила уже пробивает шурфы, а ещё, судя по всему, на клинок раскатали губищу жёлтые. И это, можешь мне поверить, всего хреновее. Самая зловредная масть. Алчная, хитрая, тёртая и правил не признаёт. Мы с братом когда-то имели с ними дело… Ну… — тут Мгиви замялся, — в смысле, ещё до того, как он напорол косяков.

О брате-близнеце, чьё имя от его собственного отличалось лишь одной буквой, он не упоминал почти никогда. Фраерман понял, что наступил редкий момент откровенности. Тем более что толстогубое лицо отразило сложную гамму сменявших друг друга чувств, от сожаления до ненависти.

— Косяков, говоришь? — негромко спросил Фраерман. «Каких? — добавил он мысленно. — Своих киданул? Вышел на связь к ментам?[54]Общак не уберёг? Или вовсе по лохматой статье?[55]»

— Да ну тебя, Мотя, такие гадости и за столом, — содрогнулся Мгиви. Водка и коньяк в его крови явно пустились в пляс, он даже не понял, что Фраерман ничего не произнёс вслух. — Мой брат нарушил табу. Он вошёл в Змеиную пещеру, и в него вселился дух дракона…