Читать книгу "Судный четверг - Николай Бахрошин"

Итак, в бою — выбор, действие, противодействие — все-таки некий процесс, в котором участвуешь хотя бы в качестве пешки! В «утюге», пока кресло-катапульта не отстрелилось от модуля, — состояние полной беспомощности прессованной кильки. И куда летит консервная банка? И когда заскрежещет нож? И успеешь хотя бы понять, что умираешь, что тебя уже нет? Клубок взрыва, доля секунды, огненная вспышка или неожиданное мерцание лазера — и все, сгорели ребята! Впрочем, так, может быть, даже гуманнее, чем если модуль разлетается на осколки, которые потом шерстят зенитчики, планомерно выжигая потенциально живых…

Не зря в космодесанте (в нормальном десанте, не в нашем штрафбате!) никогда не говорят — атака из космоса, заход на поверхность, выдвижение на планетарный плацдарм или сброс частей наземного боя. Этой звучной терминологией любят козырять лишь штабные стратеги. Говорят просто — высадка. Он прошел через три высадки, он прошел через четыре высадки, он погиб на пятой высадке…

Опытные солдаты, кстати, загрузившись в модуль, первым делом отключают систему впрыска разной тонизирующей химии. Иначе, ввиду адреналинового шторма, тебя до земли напрыскает до такого откровенного обалдения, что внизу придется долго соображать — где ты, на каком свете, в какую историческую эпоху живешь и кто ты, собственно, есть в соотношении к бесконечности вселенского потока. Для начала хотя бы — как тебя зовут?

По инструкции не положено отключаться, но когда ты уже загрузился в модуль — лучше наплевать на инструкции и начинать самому заботиться о себе, любой ветеран это подтвердит. Во-первых, умирать, забыв собственное имя, — как-то не по-людски. Во-вторых, внизу нужно включаться в ситуацию с неба в карьер и воевать, а не соображать, шурша извилинами, как звали бабушку по материнской линии, почему вода мокрая, земля твердая и почему люди не летают, как птицы, но при этом регулярно гадят друг другу на голову?

Кажется, в своем взводе я предупредил всех новичков, чтоб отключились, припоминал я. Одновременно почувствовал, как где-то в глубине мышц завибрировали первые перегрузки, внизу живота неприятно заныло, значит, «гроб» уже отошел от корабля-транспортника и движется самостоятельно.

Его задача — спуститься с орбиты, вписаться в планетарное тяготение, пробить верхние слои атмосферы и уже там, ниже, выбросить из себя более мобильные и менее уязвимые «утюги». Которые, в свою очередь, уже перед самой поверхностью рассыплются отдельными единицами бронепехоты, планирующей дальше на собственной гравитяге. Трехступенчатое десантирование — именно так называет это учебник по тактике.

Трех — так трех… Кто-то, глядишь, и дотрехает…

Потом я вдруг ощутил, что мир вокруг меня покатился сорвавшимся колесом. Колесо катилось, катилось, да не выкатилось…

Ну, все, набираем скорость наконец! — понял я. «Он сказал — «Поехали!» — и взмахнул рукой!» — как рассказывают нам легенды времен первого освоения космоса. Вот так и едем до сих пор, едем и едем, определяя судорожными взмахами рук общую теорию направления… Если пользоваться устаревшей фразеологией догравитационных веков — всеми четырьмя колесами в разные стороны.

Хотя это здесь ни при чем, конечно, это совсем о другом, все еще размышлял я, чувствуя, как перегрузка уже начинает ощутимо прижимать меня своими крепкими, невидимыми ладонями…

Он сказал… поехали…

«Ишь, понеслась душа в рай!» — как раздраженно проскрипел черт, наблюдая со своего нижнего уровня мироздания смерть праведника…

Анекдот?

ВОЛОДЯ НАЛИМОВ (ПРОШЛОЕ)

Некогда университетские профессора прочили студенту Налимову большое научное будущее. Юное дарование, светлая голова, неординарность мышления, нестандартный подход к решению задач — подобные отзывы преподавателей приятно щекотали самолюбие.

— Ваша курсовая, молодой человек, тянет по широте охвата на кандидатскую. О чем я советую вам задуматься уже сейчас, — говорил, помнится, после первого курса декан физико-математического факультета профессор Звердич, вальяжный, стареющий Дон Жуан, повеса со вставными зубами и набухшим прожилками носом. — Я сам, признаться, не сторонник замшелой поговорки «Береги честь смолоду», считаю, именно смолоду, пока кровь горяча, а чувства свежи, нужно вкушать запретные плоды до приятной оскомины…

Профессор многозначительно кивал своим фундаментально-виноградным носом и изволил морщить в улыбке полные, красные губы, намекая, что и сейчас не против куснуть раз-другой от некоего румяного яблочка женского пола.

А что, студентки от него до сих пор пищат, знал Володя. Рассказы бывалых сокурсниц сходились на том, что слабому женскому полу трудно противостоять напору мощного интеллекта. Правда, гнусно хихикать при этом вовсе не обязательно, считал Налимов. Могут быть у пожилого светила свои маленькие человеческие слабости? Почему им не быть? «Слабости можно терпеть до тех пор, пока они не перерастают в пороки!» — как любил подчеркивать тот же Звердич, распекая нерадивых студентов…

— Но в вашем случае я бы все-таки рекомендовал не разбрасываться, — веско продолжал профессор. — Слишком уж многообещающим умом наделила вас матушка-природа. Все у вас уже есть, осталось только одно — работать, работать и еще раз работать! Это я вам говорю, старый Звердич, просидевший не одну пару портков на пустых коллоквиумах и бессмысленных семинарах…

Слышать такое от самого Звердича, лауреата почти всех научных премий, — тем более лестно.

Нет, Володя не был занудным зубрилой, полностью поглощенным построением будущего преуспевания еще на стадии фундамента университетского образования. Имелись друзья-оболтусы, случались девушки, не обходилось и без прочих студенческих радостей, когда вечеринки кончались на грани фола, а распитие крепкого или легкий «квак» порождали выходки на уровне мелко-уголовного хулиганства. Просто он, в отличие от большинства однокурсников, любил учиться. Именно любил, а не заставлял себя и не уговаривал. Матушка-природа виновата, кто же еще! Случайная мозаика генов, тем более случайная, что родители не отличались тягой к познанию. Отец, инженер по стали и сплавам, не хватал звезд с неба, давно уже с большей охотой и выгодой занимался администрированием на своем заводе. А мать когда-то бросила институт по беременности и с тех пор больше не училась и не работала, воспитывала трех сестер и его, младшенького. Обычная, в общем, семья. Хорошая семья. И достаточно беззаботное детство, сменившееся бесшабашной студенческой юностью. Володя всегда знал, что ему повезло с родителями. Вообще повезло — родиться тем, кем он есть…

После окончания университета Налимов получил с десяток выгодных предложений от крупных компаний, но, по совету Звердича, остался на кафедре, которая, кстати, вовсю сотрудничала с военными и, следовательно, тоже не бедствовала. Аспирант Налимов занялся наукой всерьез, рассчитывая чуть позже, уже со званиями, степенями, окладами жалованья, а главное — продуманными идеями, все-таки уйти на богатую экспериментальную базу какого-нибудь авторитетного корпоративного НИИ. Все складывалось…

А потом началась война, разом оставив большое будущее в глубоком прошлом. Соединенные Демократические Штаты Земли и колоний начали боевые действия против дальних миров.