Читать книгу "Козырные валеты - Николай Леонов"

Полковников милиции Сотина и Веткина застрелили шестого августа около двадцати одного часа. Тела лежали на асфальте рядом с личной машиной полковника Сотина.

Стоявший в стороне старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Лев Иванович Гуров наблюдал за осмотром места преступления. Лицо его было холодно, оно, казалось, застыло в болезненной гримасе. Сыщику перевалило за сорок, высокий, статный, элегантный, он порой стеснялся своей киношной внешности. Виски ему уже серебрило, но голубые глаза не тускнели.

Он неохотно принимал участие в осмотрах места преступления и трупов. Гуров не сомневался: аппендикс лучше именитого профессора удалит дежурный хирург обычной больницы. Осмотр лучше «важняков» проведут оперы, работающие «на земле». Сейчас, глядя, как работает группа, а любопытные из-за ограждения вытягивают шеи, пытаясь увидеть что-либо интересненькое, сыщик, как обычно, удивлялся поведению людей. Он проработал в розыске почти четверть века, видел множество трупов, однако и сегодня не способен спокойно смотреть на мертвого человека. Жил-был человек, и враз его не стало. Это же трагедия, чего здесь любопытничать, разглядывать – перекрестись и иди домой. Нет, стоят, и не один час.

Застрелили полковников на улице Адмирала Макарова, что тянется от Войковского моста параллельно Ленинградскому шоссе, где упирается в метро «Водный стадион». Улица неширокая, сравнительно чистая и малолюдная, крупных магазинов здесь не имеется. Дом, в котором жил полковник Сотин, добротной кирпичной постройки, планировалось отдать большим начальникам, но стоявший в вековых очередях многосемейный люд озверел, неожиданно вспыхнул скандал, и власть отступила. Хотя тесть полковника, шишка важная, советник президента, не отступил, и вот спустя почти семь лет… Гуров растер окурок об асфальт и прикурил новую сигарету, хотя во рту было горько, а на душе еще горше. Он погибших не знал, так, раскланивался при встрече, не более. Но все было мерзопакостно, и люди, больше часа толпившиеся у тел убитых, ведь осмотр места преступления – дело ответственнейшее, тихо разъезжались.

Сыщик ненавидел первые часы, порой и сутки, после громкого преступления. Толкотня из генералов и лиц высокопоставленных, у каждого мнение, даже версия, хотя еще и неба не видно. Позже, когда пороховая гарь осядет и станет ясно, что ловить в данном деле нечего, высокие генералы и чиновники тихо исчезнут в кабинетах, загородятся секретарями, совещаниями, загранпоездками. Трупы и менты останутся один на один. Только тогда и начнется работа. И ни минутой раньше.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказал подошедший к сыщику и.о. городского прокурора Федин. – О чем думаете? Простите, дурацкий вопрос. – Прокурор несколько смутился, делать ему при осмотре места было нечего, назначили его недавно, друзей у него среди ментовской братии не имелось.

Следователь прокуратуры Гойда, поставив перед собой большой ящик, сел на меньший, писал протокол осмотра. Гуров знал Гойду давно и много раз удивлялся, как тому всегда удается устроиться в, казалось бы, неимоверных условиях.

– Думаю, Федор Федорович, как в жизни ни крутись, а всегда одно выходит – чем у человека поклажа тяжелей, тем больше ему на горб подкладывают. Уверен, у Игоря, – так звали следователя, – дел в производстве поболее других, но и это его не минует.

Федина назначили недавно, человек он был хотя и молодой, но опытный, блестяще образованный, после университета учился в Кембридже, по служебной лестнице поднимался на удивление быстро, говорил на нескольких европейских языках, отличался прекрасным чувством юмора и юношеской обидчивостью.

– Вы на что-то намекаете? – вспыхнул прокурор.

– Я не намекаю, – флегматично ответил Гуров, – я говорю достаточно прямо. К сожалению, для Москвы это заурядное заказное убийство. А осмотр места проводит один из асов прокуратуры. И.о. прокурора здесь уж совсем делать нечего. Все дело в родственнике одного из погибших. Смотрите, даже контрразведка удосужилась явиться, – Гуров кивнул на своего давнего приятеля – заместителя начальника управления ФСБ генерала Кулагина. – Извините. – Сыщик поклонился и отошел к своему заму, полковнику Станиславу Крячко.

– Станислав, когда тела начнут класть на носилки, окажись рядом, – сказал Гуров, – не нравится мне, как у мертвого Веткина неестественно подвернута рука. Стреляли из-за гаража, метров с десяти, руки должны быть раскинуты. Ты помоги санитарам, возможно, в ладони что-то зажато. Не удастся выяснить, лезь в машину, езжай в морг.

– Это дело врача – разжать, осмотреть ладони, – неохотно ответил Станислав. – Но коли начальство велит… – И начал протискиваться к телам убитых.

– Однако не только нас беспредельщики мочат… – начал было рассуждать поддатый молодой парень, но фразы не закончил, так как проходивший мимо Станислав резко ударил говоруна локтем по печени. Сыщик был в штатском, местная шпана мгновенно организовалась кругом. Обманчива мягкость невысокого Станислава, он резко повернулся, мгновенно нашел главаря, схватил его двумя пальцами за нос, коротко спросил:

– В больницу или за решетку?

Милицейских рядом стояло предостаточно, один из них узнал Станислава, ткнул стволом парня в бок.

– Господин полковник, можем доставить, здесь рядом.

Станислав вытер ладонь о рубашку скрючившегося парня, обронил:

– Пусть живет, – и бросился к носилкам, на которые укладывали тело Веткина.

Сыщик подскочил к санитарам в последний момент, они уже вкатывали носилки в «Скорую», прыгнул следом, схватил все еще сжатую руку трупа, сел рядом.

– Родственникам нельзя! – крикнул дюжий санитар.

Станислав, по природе балагур и весельчак, с простецким лицом провинциала, умел мгновенно превращаться в мужика неприятного, с жестяным голосом:

– Ты, паря, родственников с начальниками не путай. А то принял стакан, сам черт тебе не брат! Двигай!

Машины «Скорой» отъехали, прокурор подошел к начальнику Главка уголовного розыска генерал-лейтенанту Орлову, вежливо спросил:

– Петр Николаевич, где собираемся?

– Прокуратура главнее, – недовольно буркнул Орлов. – Информация начнет поступать ко мне.

– Значит, поехали к вам.

Машины уехали, люди не торопясь разошлись. На асфальте остались две нарисованные фигуры недавно живых людей. Девчушка лет пяти прыгала на их силуэтах, играя в «классики».