Читать книгу "Город Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс"

— Ну и? — спросил он. — Почему вы его ищете?

— Разве это не ясно?

Гарфеншток снова опустил глаза на рукопись.

— Нет. От меня что-то ускользнуло?

— Разве вам не кажется, что текст крайне необычный?

— В каком смысле необычный?

— Необычно хороший.

— Вот этот? Нет. — Он отдал мне листки назад.

Я потерял дар речи.

— Открою вам один секрет. — Гарфеншток украдкой огляделся по сторонам и понизил голос, будто собирался доверить мне постыдную тайну. — Возможно, этот текст действительно необычайно хорош. А возможно, это величайшая халтура, какая когда-либо была написана. Если и существует кто-то, кто никак не способен судить, то это я. Я не отличу хорошую прозу от хорошего торта. Мне нет дела, сколько замечательных произведений мне попадало в руки, а я этого не заметил. Хотите знать, что меня по-настоящему интересует?

— Да, — вежливо солгал я.

— Кирпичи.

— Кирпичи?

— Кирпичи и строительный раствор. Я люблю класть стены. Каждый вечер я иду в сад и возвожу стену из кирпичей. Так я отдыхаю. На утро снова разламываю. Вечером опять строю. Мне нравится влажный запах строительного раствора. Боль в мышцах, которая возникает после работы. Свежий воздух, двигательная активность. Я чудесно от этого устаю и хорошо сплю ночью.

Я кивнул.

— Распознавать хорошие или плохие произведения в моей профессии не главное. Действительно хорошие вещи редко получают признание сразу после написания. Лучшие писатели умирают бедными. Плохие зарабатывают деньги. Так всегда было. Какое мне, литагенту, дело до поэтического гения, если его откроют только в следующем столетии? Меня ведь тоже не будет в живых. Мне нужны как раз бездари.

— Спасибо за откровенность.

Гарфеншток поглядел на меня озабоченно.

— Теперь я был чересчур честным, да? — Он вздохнул. — Со мной всегда так: что на уме, то и на языке. Мое слабое место. Кое-кто очень плохо переносит правду.

— Я взял себе за правило, не давать правде испортить мне удовольствие от работы, — ответил я. — Я знаю, что писательский труд тяжел и только в редких случаях воздается по заслугам.

— Хорошая позиция. Держитесь ее и избавите себя от горьких слез. Знаете, я умею обходиться с людьми. Это мой капитал. Я умею договариваться как с впечатлительным писателями, так и с черствыми издателями. Я — как смазка: меня почти не замечают, но я повсюду, и без меня вообще ничто не работает. Никто не считает меня важным, некоторые даже презирают, в том числе пара-тройка моих лучших клиентов! Но без меня не стучали бы печатные станки. Я — как смазка в механизме, — повторил он.

Отпив большой глоток кофе, литературный агент отер губы.

— Возможно, вот это, — продолжал он, постучав по рукописи, — лучший рассказ замонийской литературы. — Возможно, всего лишь пачкотня бездарного писаки. Мне-то как судить? Я читаю значки, но не вижу за ними смысла. Для меня все тексты на одно лицо. Брехня. Нанизанные друг на друга слова, ничего больше. Список ли это покупок моей жены или безупречное стихотворение Фотониана Кодиака, мне начхать. И знаете, что это значит в моей профессии? Подарок судьбы. Будь я на это способен, вероятно, влюбился бы в этот текст — как вы. И тогда всю мою жизнь провел бы в поисках автора. Предположительно, даже нашел бы. И бесплодно пытался бы его пристроить. Вместо того, чтобы завтра с утра пораньше заключить эксклюзивный договор с Зокелем Трансом на три его новые книги для неграмотных.

Книги Транса я видел. Текста в них никакого не было, зато на каждой странице имелось крупноформатное, топорное изображение предмета или животного. У неграмотных они пользовались большой любовью и раскупались огромными тиражами.

— Но, возможно, я кое в чем смогу вам помочь, — сказал Гарфеншток. — Я дам вам адрес одной букинистической лавки в старом городе. Ее владелец как никто другой разбирается в почерках. Вот!

Он протянул мне еще одну визитную карточку. На ней значилось:

Фистомефель Смайк

Опытный почерковед и букинист

Эксперт по «Золотому списку»

Анализ почерков и распознавание знаков

Книгород, переулок Черного Человека, 333

— Фистомефель Смайк, — недоуменно спросил я. — Неужели тот самый, из чьего дома…

— … Дождесвет ушел в катакомбы, вот именно. Именитый горожанин. Навещая его, словно попадаешь в историю. На его дом действительно стоит посмотреть. — Он снова покровительственно хохотнул.

— Не премину.

— Отправляйтесь завтра, он открывается только в полдень и вечером закрывается рано. Букинисты старого города могут себе позволить такие фокусы. И при случае проглядите его ассортимент. Нечто уникальное.

— Большое спасибо. И, разумеется, за отличное угощение тоже.

— Это инвестиции на будущее. Заплати за обед многообещающего писателя, и, возможно, потом он обогатит тебя на всю жизнь. Поговорка литагентов. К сожалению, в моем случае пока не сбылась.

Я поспешно проглотил последний кусок бутерброда с пчелами и уже хотел встать, чтобы попрощаться с Гарфенштоком, как почувствовал жалящую боль в нёбе.

— Эк! — вырвалось у меня.

— Что-то не так? — спросил Гарфеншток.

— Эк! — повторил я, указывая на рот.

Гарфеншток испуганно вздрогнул.

— Пчелиное жало? Не шевелитесь! Откройте пошире пасть! Без паники. Пчела мертва, а значит, яд больше впрыснуть не может. Но малейшего давления хватит, чтобы он сам перенесся в ваш кровоток и превратил вас в лепечущую развалину! Пустите-ка, дайте попробую!

Зажмурившись, я, насколько мог широко, раскрыл пасть, чтобы Гарфеншток мог подобраться к жалу. По лицу у меня ручьями струился пот. Сунув лапу мне в пасть, кабанчиковый завозился и закряхтел. Задержав дыхание, я не шевелился, потом вдруг снова почувствовал в нёбе укол боли, и литагент отступил на шаг назад. В лапе он держал мертвую пчелу, на морде у него снова появилась улыбка.

— Этот бутерброд с пчелами вы никогда не забудете, — сказал он. — Но я же вас предупреждал: опасность лишь обостряет удовольствие.

Я отер со лба пот.

— Большое спасибо! — прохрипел я. — Даже не знаю, как бы…

— А теперь прошу меня извинить, — сказал вдруг Гарфеншток и щелчком отправил пчелу на пол. — У меня был долгий вечер с плохими стихами, и чуток сна мне не помешает. Возможно, еще увидимся.

Когда я пожимал ему руку, литагент, уставившись перед собой в пустоту, пробормотал:

— Гм… «Чуток сна». Недурное название, а?

— Не слишком, — сказал я. — Скучно звучит.

— Верно! — рассмеялся он. — Я и впрямь сам не свой от усталости.