Читать книгу "Игра ангела - Карлос Руис Сафон"

— На всех парусах.

— Я рад. Приятного аппетита.

Наши встречи происходили случайно. Иногда я сталкивался сней в книжной лавке «Семпере и сыновья», куда она часто приезжала за книгамидля дона Педро. Если при этом присутствовал Семпере, то он находил предлоги,чтобы оставить нас наедине. Но Кристина вскоре раскусила его хитрость и сталаприсылать за заказом одного из слуг с виллы «Гелиос».

— Знаю, это не мое дело, — сказал Семпере, —но вам лучше забыть о ней.

— Не понимаю, о ком вы, сеньор Семпере.

— Мартин, мы ведь знакомы целую вечность…

Шли месяцы, похожие один на другой как две капли воды, а ядаже не замечал этого. Я вел ночную жизнь, работая от заката до рассвета, испал днем. Барридо и Эскобильяс не уставали радоваться успеху «Городапроклятых». Увидев, что я на грани срыва, они пообещали — после парочки новыхроманов — дать мне год отпуска, чтобы я отдохнул или написал серьезный роман,который они опубликуют с большой помпой под моим собственным именем, напечатавего аршинными буквами на обложке. И каждый раз всего-то и надо было, чтонаписать парочку-другую романов. Приступы головной боли и головокружениясделались чаще и сильнее, и я глушил их свежими порциями кофеина, табака,таблетками с кодеином и еще бог знает какими пилюлями, которыми меня украдкойснабжал аптекарь на улице Архентериа и от которых было мало толку. Дон Басилио,с кем я обедал по четвергам (хоть и не на веранде «Барселонеты»), уговаривалменя обратиться к врачу. Я всегда с ним соглашался и обещал выкроить часок доконца недели.

У меня было очень мало времени, и в результате, не считаябывшего шефа и семейства Семпере, я встречался только с Видалем, и то потомутолько, что он приходил навестить меня сам — я к нему не наведывался. Ему ненравился дом с башней, и он обычно предлагал выйти и погулять. Прогулки неизменнозаканчивались в баре «Адмирал» на улице Хоакина Косты. У Видаля там был открытсчет и по вечерам в пятницу собирался литературный кружок. На эти встречи онменя не приглашал. Члены кружка, непризнанные и угодливые рифмоплеты заискивалиперед ним в надежде на подачку, рекомендацию к издателю или похвалу, котораяпрольется бальзамом на уязвленное самолюбие. И Видаль отлично понимал, что меняони возненавидят всеми фибрами души, с силой и страстью, которых недоставало ихпоэтическим шедеврам, не получившим признания у «невежественной» публики. Вбаре, за рюмкой абсента, покуривая гаванские сигары, он рассказывал мне оромане, который никак не мог завершить, о планах расстаться с уединеннойжизнью, о своих увлечениях и победах: чем старше он становился, тем более юнымии спелыми были его возлюбленные.

— Ты не спрашиваешь меня о Кристине, — хитроподдразнивал он меня иногда.

— Что я должен спрашивать?

— А вдруг она спросит меня о тебе?

— А она спрашивает обо мне, дон Педро?

— Нет.

— Вот поэтому.

— На самом деле однажды она упомянула о тебе.

Я посмотрел ему в глаза, сомневаясь, уж не разыгрывает ли онменя.

— И что она сказала?

— Тебе не понравится.

— Выкладывайте.

— Она выразилась иначе, но, как я понял, онанедоумевает, зачем ты продаешь себя, кропая посредственные романы для парымошенников, пуская по ветру свой талант и юность.

Я почувствовал себя так, словно Видаль только что вонзил мнев живот стальной клинок.

— Она так считает?

Видаль пожал плечами:

— Что до меня, так пусть все катится к черту.

Я работал полную неделю, кроме воскресенья. По воскресеньямя праздно гулял по улицам, заканчивая, как правило, в каком-нибудь кабачке наПаралело, где ничего не стоило найти компанию и временное утешение в объятияходинокой и ищущей души, такой же как моя. Иллюзия длилось до утра, когда япросыпался рядом с нею и обнаруживал чужую, незнакомую женщину. Я не осознавал,что все они чем-то похожи на Кристину — цветом волос, походкой, выражением лицаили глаз. Рано или поздно, желая нарушить мучительное молчание при расставании,спутницы на одну ночь спрашивали, чем я занимаюсь. Если, уступая тщеславномупобуждению, я сообщал им, что пишу книги, они мне не верили, поскольку никтознать не знал никакого Давида Мартина. Правда, некоторые имели представление обИгнатиусе Б. Самсоне и что-то слышали о «Городе проклятых». Со временем я началговорить, что работаю на портовой таможне рядом с Атарасанас[16]или письмоводителем в адвокатской конторе «Сайрач, Мунтанер и Круэльс».

Хорошо помню один вечер: я сидел в кафе «Опера» в обществеучительницы музыки, звавшейся Алисией. Подозреваю, что я был для нее средствомзабыть кого-то, кто не пришел. Я собирался поцеловать даму, когда неожиданноувидел за стеклом лицо Кристины. Я выскочил на улицу, но она уже затерялась втолпе на бульваре Рамбла. Две недели спустя Видаль любезно пригласил меня напремьеру «Мадам Баттерфляй» в «Лисео». Семья Видаль занимала ложу на первомярусе, и Видаль с удовольствием весь сезон каждую неделю ходил в театр.Встретившись с ним в фойе, я увидел, что он привел с собой и Кристину. Онапоздоровалась с ледяной улыбкой, но больше не заговаривала со мной и даже несмотрела в мою сторону. В середине второго действия Видаль решил спуститься впартер и поприветствовать кого-то из своих кузенов, оставив нас вдвоем в ложе,один на один, без всякого прикрытия, кроме Пуччини и сотен лиц в темноте зала.Я терпел минут десять, потом повернулся к ней и заглянул в глаза.

— Я чем-то вас обидел? — спросил я.

— Нет.

— Тогда мы можем хотя бы попытаться притворятьсядрузьями, по крайней мере в таких ситуациях, как сегодня.

— Я не хочу быть вашим другом, Давид.

— Почему же?

— Потому что вы тоже не хотите дружить со мной.

Она была права, я хотел не дружить с ней.

— Вы действительно думаете, что я торгую собой?

— Что думаю я, не имеет никакого значения. Важно, чтодумаете вы сами.

Я высидел там еще ровно пять минут, затем встал и вышел, непроронив ни слова. Добравшись до парадной лестницы «Лисео», я дал себе зарокникогда больше не думать о ней, не смотреть на нее и не говорить приветливыхслов.

На другой день я увидел ее у кафедрального собора ипопытался избежать встречи. Она помахала мне рукой и улыбнулась. Я, застыв наместе, ждал, когда она подойдет.

— Не пригласите меня на чашечку кофе?

— Я регулирую движение и освобожусь не раньше чем часачерез два.