Читать книгу "Замурованная. 24 года в аду - Найджел Которн"

Некоторые мысли, которые прозвучали в официальном обращении, опубликованном Наташей после своего освобождения, зловещим раскатом эха повторяют оправдания Йозефа Фрицля. Она говорит, что ее плен уберег ее от многого. «Я не пью, не курю, – объясняет она, – и не связалась с дурной компанией».

Наташа Кампуш не чувствует, будто за время заключения мимо нее прошло что-то важное. Как и Элизабет Фрицль, она удивительно сильная и выносливая девушка. Сильной ее сделала сама беспомощность ее ситуации. «Я всегда думала: „Да, я никогда не вернусь назад, буду заперта вечно, моя жизнь будет уничтожена“, – сказала она. – Но я не впадала в отчаяние из-за такой несправедливости. Хотя всегда чувствовала себя жалким цыпленком в курятнике. Вы видели мою каморку по телевизору или в газетах и знаете, насколько она была мала. Это место вынуждает впасть в отчаяние».

Наташа Кампуш теперь полностью поправилась. Свои муки она компенсировала активным общением с журналистами. Ей удалось использовать внимание прессы к себе в своих интересах: Наташа написала книгу, повествующую о ее заточении, получившую заслуженный успех, и начала карьеру в качестве ведущей ток-шоу.

Создается впечатление, что она просто надевает маску и стремится свести к минимуму тот урон, который ей нанесли. Если верить ее агенту, Приклопил избивал ее так, что «она едва могла передвигаться. Избив ее до синяков, он прихорашивал ее, а потом брал камеру и фотографировал».

Она категорически отказывается вдаваться в подробности того, каким еще надругательствам он подвергал ее на протяжении этих лет: «Все то и дело норовят задать интимные вопросы, которые никого не касаются. Может, когда-нибудь я расскажу об этом своему адвокату или еще кому-то, когда мне будет это нужно, а может, никогда не расскажу. Личное принадлежит только мне».

Профессор Фридрих, психолог Наташи, утверждает, что язык, который она выбрала для общения, ясно и мощно передает весь комплекс взаимоотношений, которые связывали ее с похитителем.

В случае с Элизабет Фрицль сомнений по поводу сексуального насилия не остается. Это признал и ее отец, и подтвердил тест ДНК. Только, в отличие от Наташиного опыта, подпольная жизнь Элизабет не предусматривала ни визитов к соседям, ни походов по магазинам, ни горнолыжных курортов – ни проблеска из внешнего мира и ничего похожего на надежду. А теперь, забеременев, ей оставалось только смириться.

Порой ее посещала мысль, вдруг отец отвезет ее рожать в больницу. Она была в ужасе от того, что дитя инцеста будет всю жизнь страдать от последствий каких-то генетических отклонений. Фрицль, разумеется, показывал, что ему было не все равно. «Элизабет, конечно, волновалась о том, что будет, – сказал он. – Но я купил медицинские книги и принес ей в подвал, чтобы, когда время настанет, она знала, что нужно делать. Я приготовил для нее полотенца, антисептики и пеленки».

Когда сроки уже подступали, Фрицль исколесил сотни миль, закупая детское питание, одежду и одноразовые пеленки в магазинах, где никто не мог узнать его. Когда он вернулся, ей стало совершенно ясно, что он не выпустит ее рожать из подвала. Теперь, когда она держала в руках медицинские книги, пропала надежда на то, что он предоставит ей помощь. Какой врач или сестра придет в этот крошечный подвал, чтобы принять роды, а потом уйдет, ничего не спросив? Бедняжке суждено было мучиться со всем в одиночку.

В 1989 году – год падения Берлинской стены – Элизабет произвела на свет свою старшую дочь, Керстин, чье тяжелейшее состояние, вызванное постоянной нехваткой света и кислородным голоданием, в конце концов и вывело их на свободу. Перепуганная 22-летняя мать родила первенца совершено одна. Единственной возможной повитухой мог стать только ее отец, а он в этом не был особенно заинтересован.

«Мы думаем, что он перестал спать с Элизабет, когда та была на позднем сроке, и оставил ее одну рожать под землей, – сообщил один из офицеров полиции. – Все, что его интересовало, – это удовлетворение своей похоти и сохранение тайны. Чем больше мы узнаем о нем, тем труднее становится во все это верить. Это чудовище, а не человек».

Как бы то ни было, Элизабет изучила книги, принесенные Фрицлем, и вместе с новорожденной девочкой смогла пережить это испытание. Им просто повезло. Кроме того, что рядом не было профессиональной помощи, риск гибели малышки значительно увеличивала антисанитария, сказал Патрик О’Брайен, делегат Королевского совета акушеров и гинекологов. Да и сама Элизабет во время родов была в большой опасности.

«Многие малыши могут без проблем появиться на свет и без медицинской помощи, – пояснил он. – Но оба – мать и ребенок – рискуют получить тяжелейшие осложнения, если во время беременности, и особенно во время самих родов, не был получен надлежащий уход».

Керстин была предрасположена к болезням с самого своего рождения. Она страдала от судорог, которые сейчас идентифицированы как особая форма эпилепсии, что приписывают последствиям инцеста. Но была у этой медали и обратная сторона. Появление ребенка – несмотря на то, кто был его отцом, – значило, что у Элизабет появился смысл жить. Теперь она могла кого-то любить, а не сидеть одна-одинешенька в подвальной камере. С другой стороны, несчастному ребенку предстояло то же тягостное существование узницы, какое влачила его мать.

Конечно, с рождением Керстин Элизабет стало легче жить. «Произошла перемена, – сказал Франц Польцер. – Она сама говорила, что отец приставал к ней даже до того, как запер в бункере. И когда он запер ее, ей приходилось сносить жестокое физическое насилие в той или иной форме. А потом, сказала она нам, стало легче».

Побоев, может, и стало меньше, но изнасилования не прекратились. В воспаленном сознании Фрицля Элизабет представлялась ему его женой, и он покупал ей сексуальные наряды, нижнее белье, которого никто не видел на ней, кроме него и их детей. Он, в свою очередь, для ночных походов в подвал элегантно одевался. На следующий год она родила сына Стефана, которому сейчас восемнадцать лет. Шел шестой год заточения.

5. Кто знал?

Несмотря на то что прошло немало времени после того, как полиция и мать Элизабет Розмари прекратили поиски девушки, не все были готовы верить словам Фрицля о ее таинственном бегстве в секту. На встречах выпускников, когда речь заходила об Элизабет, ударившейся в какой-то культ, близкая подруга Криста Вольдрих всегда повторяла: «Не говорите ерунды... Она никогда так не поступила бы».

Это было тем невозможнее, что подобные тайные секты, получив немалое распространение в Англии и Америке – а с недавних пор еще и в Японии, – не были сильно распространены в Австрии. Но Криста Вольдрих была не в том положении, чтобы ворошить эти вопросы. Дом семейства Фрицль ей никогда не позволяли посещать, она знала, что отец Элизабет был зверем, который не жаловал приятелей дочери. И не было причин полагать, что ее мать окажется приветливее. Ведь и она, по-видимому, поверила в историю о вступлении Элизабет в эту секту. А если нет, почему ничего не предпринимает на этот счет? Что бы ни случилось с Элизабет, это, в первую очередь, безусловно, оставалось проблемой ее семьи.