Читать книгу "Зов земли - Камалешвар"

этого возвращался к воротам. На фабрике изготовлялись мотыги, кирки, лопаты и прочий инвентарь, а сама фабрика представляла собой несколько навесов из кровельного железа, поставленных на покрытом ямами и колдобинами пустыре, где до сих пор валялись изъеденные ржавчиной листы железа и груды полуистлевшего тряпья. Кое-где чернели горки каменного угля.

Когда сидеть у ворот становилось невмоготу, бабу Шьямлал проходил во двор, где сразу же погружался в кромешную тьму. Отовсюду несся шум и грохот. В больших печах нагревались толстые листы железа. Когда лист раскалялся докрасна, его швыряли под пресс — в считанные секунды он принимал форму лопаты. На прессе обычно занято четверо. Они то движутся вперед, то все вместе отходят назад. Издали может показаться, что это бык, вращающий маслобойку.

Воздух вокруг пропитан тяжелым запахом железной окалины. Всю ночь полыхают печи и всю ночь рабочие подносят тяжелые квадраты листового железа. Со стороны ворот фабричный двор напоминал бивуак какой-нибудь армии в ночь перед решающим сражением. В багровых отблесках пламени темные фигуры рабочих с потными, тускло отсвечивающими лицами и торсами напоминали страшных демонов. Притомившись, рабочий отдыхал здесь же, улегшись на теплых железных квадратах. На всей территории фабрики мерцали лишь семь маленьких лампочек, тускло высвечивая крохотный кружок земли внизу.

Случалось, двое или трое рабочих вдруг исчезали, словно растворялись в темноте. Обойдя рытвины, они продирались через кустарник, чтобы собраться где-нибудь в укромном уголке и распить на досуге бутылку местного самогона.

Неподалеку от фабричных ворот находился легкий брезентовый навес, в тени которого бойкий молодой человек торговал чаем. Заведение закрывалось часов в двенадцать ночи. На огонек тянулись рабочие, подкатывали моторикши. Случалось, заглядывал сюда и дежурный полицейский. Места под навесом хватало для всех желающих. А как то ночью грузчики привели сюда женщину. Сразу же после чаепития они заспорили, началась потасовка. Пока грузчики дрались, женщина исчезла, а сами драчуны, чтобы не попасть в лапы полиции, поспешили поскорее убраться.

В третьем часу ночи проходил груженный отбросами железнодорожный состав, распространяя по всей округе тяжелое зловоние. Шьямлал уже безошибочно определял: идет «мусорный». Паровоз двигался медленно, издавая короткие пронзительные гудки. Отчаянно грохотали на стыках колеса, скрипели нагруженные мусором старенькие платформы.

Почти каждую неделю на рельсах либо неподалеку от полотна находили труп. В такие дни полиция допрашивала всех дневных и ночных сторожей. Шьямлал очень боялся мертвецов. Однако, почти ежедневно видя покойников, он постепенно привык. Страх перед смертью сменился тупым равнодушием.

Несмотря на то что его дежурство продолжалось всю ночь, спать ему не хотелось даже под утро. Вокруг стояла плотная тишина, лишь изредка нарушаемая отдельными голосами или грохотом промчавшегося грузовика. Обмениваясь репликами, мимо шествовали усталые рабочие. Когда где-то поблизости происходил несчастный случай, тишину разрывала отчаянная трель звонка. Слышны были крики, топот ног — и снова тишина.

В первые дни, заслышав свист пара в бойлерной, Шьямлал вздрагивал от неожиданности. Сейчас он спокойно ждет его. В темноте и безлюдье ночи этот свист как бы связывает его с жизнью. А когда, погромыхивая, мимо проезжает повозка, бабу Шьямлал и вовсе оживает: значит, есть еще жизнь вокруг. Звуки как бы отмеряют время его дежурства. Если же ненадолго воцаряется полная тишина, он ощущает какое-то смутное беспокойство.

Когда ночью начинается отгрузка готовой продукции, работы у Шьямлала прибавляется. Он отвечает за погрузку и должен следить, чтобы рабочие не вынесли чего за ворота и не кинули в кузов лишнего.

— Есть что-нибудь? — подъезжая, обычно спрашивал его водитель.

Сначала Шьямлал лишь недоуменно пожимал плечами.

— Дела, дружище, можно проворачивать и здесь, — подмигивал ему водитель. — Эх ты… лопух!

Раньше Шьямлал даже не догадывался, что можно неплохо заработать, если недогрузить полсотни лопат или мотыг: за смену, смотришь, и наберется сотни две лишних, а это — уже деньги. И никакого риска. Если кого-то и накажут, то прежде всего тех, кто работает на прессе, за то, что дали неполную партию товара. Случалось, им приходилось платить по нескольку месяцев подряд.

КОМПЕНСАЦИЯ ЗА ЖИЗНЬ

По ночам, оставаясь одни, Рамми и Самира чувствовали себя совершенно беззащитными. Возвращаясь часам к десяти утра, Шьямлал сразу валился на кровать и тут же засыпал.

— Если трудно, присмотрел бы комнатенку где-нибудь поближе, — несколько раз заводила речь жена. — Там, говорят, и дешевую можно подыскать… Тогда и не придется ходить так далеко.

— Нет там никаких комнат, — терпеливо объяснял ей Шьямлал. — Есть только глинобитные мазанки… Земля-то государственная, вот кое-кто и пользуется этим. А один и вовсе стал землю в аренду сдавать. Верить ему никак нельзя. Свяжись с таким, а потом тебе же придется бежать куда глаза глядят.

— Зачем же бежать, если ты заплатил?

— Да заплатил-то жулику. — Шьямлал начинал терять терпение. — Жулик он настоящий.

— И работы опять же нет, — имея в виду Самиру, со вздохом говорила жена и умолкала.

Переезжать куда-то на новое место Шьямлалу совсем не хотелось, хотя добираться до работы было и далековато. Однако даже одна комната становилась им не по карману, да и хозяин то и дело грозился выселить. Наконец вмешался Харбанс.

— Вы не можете требовать с него больше, чем за шесть месяцев! — заявил он домовладельцу. — И если вы не оставите их в покое, я найду им другое жилье, но клянусь, на их место я вам такого подселю, что вы взвоете!

— Мне что? Пусть живут, — залепетал домовладелец испуганно. — Мне ведь только свои деньги получить надо.

Договорившись о сроках погашения долга, они условились, что со следующего месяца тесть будет платить десять рупий наличными.

На следующий день Харбанс явился к ним вместе с Тарой.

— Ну, как думаете жить дальше? — начал Харбанс.

— О чем это ты? — не понял Шьямлал.

— Как жить будете дальше? — повторил Харбанс. — Как вы сейчас живете, это мы знаем. Дальше так нельзя. Сейчас работа у вас есть, а что будет завтра — неизвестно. Да и о ней тоже подумать надо. — Он кивнул на сидевшую напротив Самиру.

— Может, я чего-то не понимаю, — недоуменно развел руками Шьямлал. — Все, что зависит от меня, я делаю.

— То, что я скажу сейчас, вам, наверно, не понравится, — взглянув на Тару, заговорил Харбанс. — Может, даже причинит боль… но все равно вы подумайте. — Он снова повернулся к жене, словно ища у нее поддержки, и только после этого продолжал: — Я имею в виду Бирена. Надежд никаких не осталось… И с этим надо смириться. — Он обвел взглядом собравшихся.

Мать сидела неподвижно, опустив голову. Самира с тоской смотрела в окно. Шьямлал не сводил с Харбанса округлившихся глаз.

— Я хочу сказать… надо обдумать каждый шаг, —