Читать книгу "Дорогой дневник - Тори Ру"

class="p">Элементарно: делал он это вовсе не из-за симпатии или дружеского порыва. Просто ему нечем было заняться.

Как я уже говорила, в школе готовят праздничный концерт ко дню самоуправления, но Альке с Надей не придется петь про свой прекрасный мир: им некому аккомпанировать.

Маша, вызвавшаяся их поддержать, на днях попала в больницу.

После уроков нас снова согнали в актовый зал. Мальчишки, тужась и матерясь, устанавливали на сцене мои декорации, а Алька билась в истерике:

— Представляете, Полина Викторовна, в воскресенье утром Маше стало плохо. Женька отвез ее к врачу. Думали, что все обойдется, но сегодня она позвонила и сказала, что проваляется в перинатальном центре до конца срока.

— Какой ужас. А что с малышом?

— Он вроде бы в норме. Но Маше нужно постоянно находиться под наблюдением и как можно меньше ходить.

— Господи, и как бедный Женя справляется? — сокрушалась классная, а у меня в этот момент, кажется, подскочило давление.

Как Женя справляется? Ха… Могу просветить. Женя выключает телефон, чтобы жена его не доставала, глушит пиво до синих слюней и зажимает по углам идиоток вроде меня — безмозглых и бессовестных.

***

Я сидела за декорацией и плакала — от омерзения и лютой досады на него и на себя.

Хороша забава — цеплять ненормальных, одиноких, отчаявшихся девчонок, смотреть на них влюбленными глазами, складно чесать языком и пудрить мозги, когда близкие так в нем нуждаются!

Баг моральный урод или больной.

Он и меня пытается извалять в своей грязи. Ну зачем Маша с ним связалась?!

Пора прекращать наше общение. Не надо было даже начинать!

— Полина Викторовна, — до моего укрытия донесся тяжкий вздох Мамедовой. — Если мы не будем петь, придется заполнить образовавшееся “окно” в программе чем-то другим!

— Ты права, Аля. Вот только чем? — запричитала классная. — Осталось два дня, мы даже отрепетировать не успеем.

Пусть я и ужасный человек, но в тот момент вдруг срочно захотела сделать хоть что-то хорошее. Чтобы хоть частично уравновесить баланс черного и белого в моих поступках, облегчить душу и нормально задышать.

Вытерев ладонью сопли, я вылезла из-за последней декорации на свет божий и прохрипела:

— Я могу на флейте играть.

Все двадцать пар глаз присутствующих людей одновременно уставились на меня.

— На какой? На кожан… — Чья-то дебильная шутка оборвалась на полуслове.

— Честно! Не верите? Я сыграю! Что-нибудь из классики. Завтра, на прогоне.

Полина всплеснула руками и закудахтала, но все же сдалась и согласилась. Хотя в ее глазах читался явный страх.

Недоверие и страх».

Только дома подозрение оформилось в уверенность: на меня же все смотрят с таким вот выражением.

Наверное, с одного взгляда на меня можно понять, что пользы обществу я не принесу. Можно сразу просечь, что моя конечная цель — дотянуть до точки и перестать существовать.

Нет никаких желаний и планов.

Я словно черная дыра, жадно поглощающая все позитивное и светлое, и ничего не отдающая взамен.

Одноклассники игнорят меня, но в их глазах тоже это есть. Недоумение. Недоверие. Страх.

Только в глазах Бага страха никогда не было. В первый раз он смотрел на меня с интересом, а потом каждый раз по-новому: с изумлением, с дружеским сочувствием, с пониманием, с мольбой…

«Мне нужен кто-то понимающий и любящий рядом…»

Вот на что я, как последняя дура, повелась.

Нельзя было впускать его в душу. Его нужно забыть. Забыть.

***

Снег снова сменился мразотной серостью. Все вернулось на круги своя.

«Дорогой дневник, хочешь сказку?

Только что сочинила на злобу дня.

Жила-была девочка-тень. Девочка-тень постоянно зависала в своем углу и была никому-никому не нужна.

Однажды девочка-тень влюбилась в мальчика-ночь. Они были одной природы, но мальчик-ночь был настоящим, слишком темным, и этим пугал ту, что предпочитала прятаться по углам. А еще мальчик-ночь был влюблен в девочку-солнце, которая при любых раскладах девочку-тень затмевала.

Конец. Хреновый из меня сказочник».

Трубы промзоны коптят белое небо, связанные гудящими проводами вышки ЛЭП продолжают покорно ржаветь, сплошным потоком во мглу уползают машины.

А я тянусь к ящичку в столе, гипнотизирую взглядом холодную сталь оказавшегося в пальцах лезвия и, закусив губу, резко провожу острием по голому бедру.

Тупая, ноющая, надоевшая боль в душе сменяется жгучей болью на коже. Порез, еще и еще один… Я не могу остановиться, хотя нельзя больше продолжать. К горлу подступает муть, кружится голова.

Экран телефона снова оживает — пополняется список непрочитанных сообщений.

Не знаю, какое из двух зол быстрее меня разрушит, но прячу лезвие и хватаю чертов телефон.

«Yato/Yaboku оставил вам 33 сообщения».

«Эльф, ты как?»

«Давай сегодня увидимся?»

«Эльф, надо поговорить».

«Эльф, пожалуйста».

«Не поступай со мной так, ладно?»

«Что-то случилось?»

«Пообещай, что не вредишь себе!»

— Пошел ты! — шиплю я, выискивая в настройках приватности черный список.

«Вы действительно хотите заблокировать пользователя Yato/Yaboku?»

— Да, вашу мать. Да!

Кажется, я перестаралась: порезы оказались слишком глубокими, кровь собралась в ручеек и быстро устремилась к щиколотке.

Матерюсь себе под нос, зажимаю раны салфеткой и пускаюсь на поиски бинта.

Глава 16

23 марта, четверг, утро

Я почти не спала: всю адски долгую ночь пялилась в темный потолок, прислушивалась к звукам марта, влетающим в открытую форточку, комкала подушку, сворачивала в узлы одеяло.

Вопреки ожиданиям, порезы не заживали — с каждой минутой все сильнее тянули и ныли, боль накатывала невыносимыми, одуряющими волнами и к утру превратилась в пульсирующий ожог.

К ней прибавились ломота в костях, озноб, жар и слабость.

Несмотря на настойчивое жужжание будильника, я не спешу вылезать из кровати: в голове что-то противно пищит и при попытке подняться распадается на миллион мелких металлических шариков.

— Эля, опоздаешь! — предостерегает мама, проходя мимо моей двери, и я предусмотрительно прикрываю изрезанную ногу.

— Уже иду! — отзываюсь чересчур бодро. Зубы отбивают дробь.

Резко сажусь, и от подпрыгнувшей к горлу тошноты темнеет в глазах.

Где-то на полке, в дежурной аптечке, завалялся электронный градусник, но я и без него могу с уверенностью сказать, что температура приближается к тридцати девяти.

Возможно, причиной послужили гулявшие по актовому залу сквозняки, или же переживания последних дней, или…

Отдышавшись, отбрасываю одеяло, разглядываю рану и натурально паникую: она припухла и приобрела нездоровый, синюшно-бордовый оттенок.

Пробую дотронуться до нее, но тут же шиплю и отдергиваю руку.

Это хреново. Очень хреново.

Я где-то читала, что даже от незначительной царапины может развиться сепсис — заражение крови…

Самое время попросить помощи у родителей или обратиться к врачу, но