Читать книгу "Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе - Евгений Валентинович Лукин"

Эпическая песнь сохраняет для нас три отчества былинного богатыря Алеши. В былине «Олеша Попович, Еким паробок и Тугарин» он называется сыном попа Левонтия Ростовского, и потому кличется Поповичем:

Говорит тут удалой доброй молодец: «Меня зовут Олешой нынь Поповицем, Попа бы Левонтья сын Ростовского…» «Олеша Попович, Еким паробок и Тугарин»

В другой раз он именуется Федоровичем («Сходилися попы со дьяконами, нарекли ему имя Алеша Попов, Алеша Попов сын Федорович»). По мнению толкователей, Алеша Попович является сыном «известного святителя Леонтия, которого мощи, почивающие в ростовском Успенском соборе, были открыты при Андрее Боголюбском в 1164 году. Имя Феодора, носимое в некоторых вариантах отцом Алеши, принадлежит другому ростовскому святому, первому епископу Ростова Феодору, которого мощи лежат в том же соборе» (Миллер).

Современные исследователи находят в городе Ростове двух епископов XII века Левонтия и Феодора, каковых попеременно провозглашают как возможных родных батюшек Алеши Поповича, а реальным прообразом самого богатыря объявляют летописного «храбра» XIII столетия Александра Поповича. Как бы то ни было, «поповское» отчество обозначает духовное происхождение былинного героя, который, возмужав, «не задался по духовенству: „Я, — говорит, — пойду воевать“». Однако эпическая песнь называет еще одно отчество нашего змееборца:

Ах ты гой еси, чадо милое, Чадо милое порожденное, Порожденное, однокровное, Свет Алешенька Чудородович! «Про Алешу Поповича»

Ни в ростовских, ни в рязанских, ни в каких других землях попа или епископа с именем Чудород нет и не может быть, потому что чудород означает чудодей, кудесник, волхв, поклоняющийся Роду, умеющий «по звездам смотрити и строити рожение и житие человеческое» (Иосиф Волоцкий), читающий по астрологическому гороскопу то, что «на роду написано». Как представляется, исконное имя отца нашего богатыря именно Чудород, и только последующая христианизация мифологического сознания примеряет к Алеше иные, созвучные по духу (Попович) и букве (Федорович) духовные отчества (примечательно, что отчество Левонтьевич, как и Григорьевич, былинными певцами почти не употребляется, поскольку не является созвучным).

Сама эпическая песнь содержит красноречивые доказательства того, что Алеша Чудородович или Попович — сын знатного могущественного волхва. Этот славянский богатырь никогда не побеждает своего врага силою в открытом честном бою, но всегда только хитростью-премудростью, как это полагается чудодеям. Чтобы притупить бдительность Змея Тугарина и нанести смертельный удар, он то переодевается каликой перехожим, то нацепляет на ноги «поршни кабан-зверя» (символика Перуна), то обманом заставляет супостата оглянуться назад, то неожиданно выскакивает «из-под гривы лошадиныя». В отличие от других богатырей, Алеша Попович накануне поединка со Змеем Тугариным совершает священнодействие — говорит заговор о дожде, обращаясь к небесному покровителю (Роду), который позднее обретает в былине имя Божие:

Еще Бог ты Бог, да Бог спаситель мой! Принеси ты тучу грозную, Еще вымочи да у Тугарина, Еще вымочи у Тугарина гумажны крылья. «Алеша Попович и Тугарин»

Но главное, что подтверждает чародейное происхождение Алеши Поповича, является его речь, обращенная к тому или иному объекту повествования. В отличие от прочих богатырей, предпочитающих действовать мечом и щитом, Алеша Попович прежде всего действует словом, каковое изобличает, развенчивает и уничтожает. На почестном пиру, где братья Збородовичи или Бродовичи (от немецкого Bruder — братья) хвастаются девственной красотой своей сестры, Алеша Попович произносит хулительную речь, которая высмеивает и низлагает не девичье целомудрие, а пустое русское бахвальство:

Не чем же вы, братаны, хвастаете, Не добром вы, братаны, похваляетесь; Довольно я видал вашу сестрицу, Свет Настасью Збородовичну, А бывали и такие часы, Что у ней и на грудях леживал! «Братья Збородовичи, Збородовичи»

Подобным образом надсмехается знаменитый скальд Сигхват сын Торда, которого старый домохозяин укоряет в безделье и лентяйстве. В отместку тот уединяется в пещере с молодой домохозяйкой, трудится для своего наслаждения и, наблюдая за домом рогатого укорителя, сочиняет глумливое стихотворение или нид:

Зрю: здесь дым вздымают Избы рыбогрызов. Скальд в пещере скальной В сетях на рассвете. Ныне мне укора Нет, слаб-де что баба, Как познал на зорьке Злата Бестлу белую. Перевод С. Петрова

В обоих случаях объектами насмешек становятся отнюдь не красавицы, но те, кто стоит на страже их чести, их достоинства, их добродетели. Поношению подвергаются отрицательные свойства, неприемлемые для настоящего мужчины — пустое хвастовство, глупая прижимистость, жалкая трусость. Женщина служит лишь предлогом для хулы, лишь поводом для брани, как это случается, к примеру, с матерью Торда сына Кольбейна, о которой упоминает витязь Бьерн с Хит-реки в очередном ниде против своего врага:

Рысь звона серег Вышла на берег, А там к ней сом, Да сам с усом. Съела старуха Серое брюхо. Вдоволь в волнах Дряни