Читать книгу "Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко"

Григоренко. Их дочь определили в детский дом, а сами родители сгорели при пожаре. Вы помните эти события? Мы ищем кого-нибудь, кто знал этих людей.

– Конечно, помню, – ответил мужчина. – Они воровали у меня дрова, а их дочь – яблоки.

(«Бинго!»)

Втроем они пошли к скамейке, которая располагалась возле крыльца. На таких вечерами сидят и грызут семечки. Или просто сидят, созерцая ритм Вселенной.

– Как вас зовут? – спросила Варвара.

– Сан Саныч, зовите так.

– Александр Александрович, вы бы могли рассказать все, что помните про эту семью?

– Алиса попала в беду? – спросил старик. Он помнил имя девочки.

– Нет, ее ни в чем не обвиняют. Но есть вещи, в которых нам нужно разобраться.

– А вы точно из полиции? – спросил мужчина, но скорее просто так: ответ ему был не нужен, он давно хотел с кем-то поговорить. Возможно, именно об этих самых людях.

– Точно, – ответил Тимофей.

– Они воровали у меня дрова и яблоки, – проговорил старик. – Дрова воровал отец, а Алиса приходила за яблоками. Я наблюдал за ними, но ничего не делал. Дров мне хватает, а Алиса заслуживала большего. Вы знаете, кто такие наркоманы и спившиеся? Это те, кто делают несчастными своих детей, а несчастные малышки пытаются приспособиться к жизни. Алиса знала, что я слежу за ее проделками и не возражаю, но все равно ощущала себя воровкой. Пока я не сказал ей: «Бери столько, сколько тебе нужно, только родителям не говори».

Дрова им нужны были, чтобы не умереть зимой от холода. Вернее, им самим, наверное, было все равно, но что-то внутри этих мертвых оставалось живое, и они понимали, что у них есть дочь. Она была им в тягость, и это была трагедия, из которой никто из них не знал, как выбраться, поэтому родители еще более ожесточались друг против друга. Он бил свою жену, а она била его, но дочь свою не трогали. Иногда у них случалось что-то вроде просветления. Тогда он принимался чинить дом и забор, а она начинала работать в огороде. Но все заканчивалось очень быстро, с первыми же трудностями, и затем они снова надолго пропадали. А появлялись, чтобы сходить в магазин, достать где-то наркотики или стащить у кого-то вещи.

Алисе сопереживали все, но сама она ни с кем не дружила – даже со мной. Видимо, подспудно девочка понимала: родители ее были из другого, какого-то чудовищного мира, а она – их дочь и, значит, часть их жизни – не той, что наша, ее соседей. У ее родителей не было никаких целей в жизни, поэтому Алиса старательно показывала, что у нее целей нет тоже. Я думаю, из такого положения вещей есть два пути: стать отщепенцем и преступником либо же обрести мудрый взгляд на вещи. Алиса была сильная, и большая удача, что ее в итоге забрали в детский дом. Я приходил к ней туда, но ничего не приносил. Если бы я дарил ей яблоки, то возвращал бы ей прошлое, а такого прошлого и врагу не пожелаешь.

Прежде чем сгореть в своем доме в своих постелях, они еще раз попытались как-то изменить свою жизнь. Видимо, матери было совсем тяжело без дочери, а ему было невыносимо от самого себя. Их души боролись за выживание, и однажды я увидел, как он снова что-то пробует сделать с домом и изгородью, а она – что-то посадить на грядках. Но, как и всегда, их активность продлилась не дольше недели, а затем они вернулись к тому распорядку, в котором привыкли жить и из которого не имели ни единого шанса выбраться. У нас же даже церкви нет, где они могли бы помолиться. Короче говоря, однажды ночью все мы проснулись от зарева. И поняли, что семьи Григоренко больше нет. Хотя больше мы были озабочены тем, чтобы огонь не перекинулся на наши дома. Но, слава богу, в ту ночь было безветренно, да и пожарные довольно быстро приехали. А потом и милиция. А потом и машина, которая забрала обгоревшие тела. И все были рады, что с ними не было Алисы, потому что если бы ее не забрали за год до этого случая, то в ту ночь умерла бы и она, а значит, все, что ей удалось повидать в жизни, – нищее существование в соседстве с двумя ничтожными людьми. Так что судьба обошлась с ней более или менее милосердно, сделала все, что могла… С тех пор больше никто не воровал у меня дрова, а еще через несколько лет умерла моя жена.

– Алиса же была не единственным ребенком? – спросил Тимофей.

– Вот оно что, вы и об этом знаете. Да, их было двое, так говорят. Я сам не помню или помню, но лучше бы не помнил. Алиса и еще одна девочка. Тогда их родители еще не были опустившимися людьми. Что-то пытались делать. Но вторая девочка потом пропала. Ее никто не видел. Вы же полицейские, вы должны знать, что ее искали, но так в итоге и не нашли. Может быть, они ее случайно убили и спрятали труп, а может, просто потеряли. В любом случае после исчезновения девочки началось их окончательное падение. Никто не знает, что с ней. Возможно, она сбежала. Но куда тут сбежишь?! Ко мне она не приходила. Я ничего про нее не знаю. Поэтому все мы решили, что никакой Нади не было, а была одна Алиса.

По пути обратно Варвара и Тимофей почти не говорили. Тимофей думал обо всем понемногу. Беспокоила тяжесть, которая с каждым днем проникала в него все глубже. Неопределенность хотя и стала определенностью, но приводила к еще большей неопределенности. Зеркальная комната.

Возможно, дело в том, что, будучи консультантом и помощником в отделе, он никогда не проводил полноценных дел самостоятельно. Варвара тоже – все ее мероприятия сводились к изучению виртуального пространства, в котором обитали подозреваемые и жертвы. Однако именно она была чуть больше закалена, поскольку сталкивалась иногда с таким, с чем он, Тимофей, никогда бы не захотел соприкасаться.

– Есть история про вдову, – заговорил Тимофей, когда при въезде в Москву они встали в пробке. – Женщина пришла к старцу. Ее муж спрыгнул с моста, и она спросила: можно ли его отпевать? Индийские религии считают самоубийство глупостью, а христианские конфессии – тяжелейшим грехом, потому что убить себя – это значит окончательно и бесповоротно обозначить: ты не только не веришь в Бога, но и не доверяешь Ему. Так пишут в Интернете.

Варвара отвлеклась от своих мыслей и внимательно слушала.

– Мудрый просветленный старец попросил ее прийти через три дня: ему нужно помолиться и узнать волю Бога. Когда вдова пришла снова, старец сказал, что отпевать несчастного можно, потому что после того, как прыгнул, он полностью раскаялся в своем поступке. То есть не просто пытался инстинктивно спастись, стараясь выплыть, а полностью осознал ошибку, и все его сознание переменилось. Он уже не был самоубийцей.

– Почему ты это рассказываешь? – спросила Варвара.

– Не знаю, – ответил Тимофей. – Мы живем в мире, о котором знаем слишком мало. И чем больше мы узнаем, тем меньше имеем права о чем-либо судить. Сократ был прав. Если, конечно, он действительно так считал.

Москва их встретила мглой, которая рассеивалась лишь вокруг автомобилей и придорожных фонарей. На город опустился туман. Каждый справлялся с такой погодой по-своему. Кто-то пил. Иной уходил в себя. Кто-то старался развлечь ум книжкой или сериалом. А некоторые проводили время в постели с любимым человеком.

Тимофей остановил автомобиль около дома Варвары – большого, недавно отстроенного ЖК, где у квартир не было балконов, а окна соседей напротив упирались друг в друга.

– Скажи, – произнес он, когда Варвара уже собиралась выйти из машины, – вы с мужем любите друг друга или вас объединяет что-то другое?

Тимофей никогда не заводил разговоров об ее семье. То ли все дело в его природной деликатности, то ли ему и на самом деле то, что происходило в их семье, было не важно. Он же не влюблен в Варвару.

– Наверное, он очень хороший человек, – сказала она. – Да и я, наверное, тоже. Столько насмотрелась и начиталась, как люди причиняют друг другу настоящие страдания, что отношения, в которых все более или менее спокойно, я воспринимаю как подарок судьбы.

– Подарок судьбы…

– Тимофей, мы не прячемся друг от друга и не хотим расставаться. Просто пока не умеем справиться с собой. Это не причина все разрушать.

– Он считает так же?

– Думаю, да. Но это не значит, что ему легко. Я не должна на него давить, а если мы будем проводить вместе больше времени, я начну так делать. Мы все в глубине сознания маленькие дети, которые пытаются повзрослеть.

– Он сейчас дома?

– Да.

– И что вы будете делать?

Варвара посмотрела на коллегу. Ее рука застыла на дверной ручке.

– Мы будем хорошими и добрыми друзьями. И не будем друг от друга ничего требовать.

– Понятно, – ответил он.

Варвара попрощалась и вышла из машины. А потом скрылась в подъезде дома, где проводила