Читать книгу "Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы - Питер Вронский"

ни с какою иною целью либо намерением, ни с кем не советуясь и повинуясь лишь воображению своему.

Жиль де Ре, признание, 1440 год

Я посмеялся над ними.

Альберт де Сальво, Бостонский душитель

Хотя не все серийные убийцы действуют из сексуальных побуждений, значительное количество основывается именно на них. Исторически преступлением на сексуальной почве называлось нападение и/или убийство, сопровождающее или заменяющее сексуальную активность. Сам акт нападения, расчленения, связывания, пытки и/или убийства зачастую для преступника более важен, чем собственно половой акт. Это отличает убийцу на сексуальной почве от «насильника-убийцы», который убивает жертву, чтобы та не донесла на него в полицию. Психологическая динамика тут совершенно другая, и убийца на сексуальной почве предрасположен повторять свои преступления по серийной схеме.

До середины XVIII века о преступлениях на сексуальной почве практически ничего не было известно или, по крайней мере, о них редко писали. В основном это объясняется тем, что убийства на сексуальной почве – это «развлечение», для которого требуется свободное время, в которое преступник предается сексуальным фантазиям, и техническая возможность, чтобы их реализовать. До индустриализации у большинства людей не было времени на фантазии о сексе: они отчаянно пытались прокормиться и избежать различных опасностей – нападений вражеских армий, бандитов, бунтов и эпидемий. (То же самое относится к доиндустриальному третьему миру, где условия жизни куда более суровы, чем в развитых странах.)

Рим – империя гедонистических убийств

В Древнем мире серийные убийства были эксклюзивной прерогативой римских цезарей, императоров и вождей варварских племен, имевших абсолютную власть над своими подданными. В каком-то смысле именно такой безраздельной власти над человеческой жизнью хочет и современный серийный убийца. Однако сложно проследить современную криминальную динамику в убийствах древних деспотов вроде Нерона и Калигулы. В эпоху, когда цирки, где происходили убийства, посещали тысячи зрителей, обвинение римских императоров в серийном убийстве выглядело бы чем-то вроде раздачи штрафов за превышение скорости на гоночной автотрассе.

В Римской империи были сотни арен, на которых убийства совершались на потеху публике. Самый большой из них, Колизей в Риме, вмещал 50 тысяч зрителей, которые сидели в разных секторах в зависимости от достатка. Существовала система продажи билетов, несильно отличавшаяся от нынешней. Ставки были высоки, а атмосфера насыщена сексом; проститутки предлагали свои услуги под арками Колизея. Однако в отличие от современных спортивных матчей, на гладиаторских играх зрители решали, жить противникам или умирать – для этого они поднимали или опускали большой палец[8]. Поэтому в каком-то смысле гладиаторские игры являлись родом массового серийного убийства. Эта точка зрения возникла не в ХХ веке; древние римляне и сами так считали51. Афинагор Афинский в «Прошении о христианах» утверждает, что «смотреть на убийство почти то же, что совершать оное». Сенека писал, что «бросать человека в яму со львами – то же самое, что рвать его на куски собственными зубами»52. Лактанций в «Божественных установлениях» (6.20.9–14) определяет зрителя смертельной игры как particeps – участника.

Публику, безусловно, завораживали такие представления, которые могли длиться целые дни, а то и недели кряду. Зрители с раннего утра выстраивались в очереди, а когда кому-то не хватало билетов, вспыхивали беспорядки – как сегодня перед рок-концертами. Первыми на арену выходили приговоренные к смерти, на которых натравливали диких животных, либо же представление начиналось с боя вооруженных гладиаторов, когда толпа могла спасти проигравшему жизнь, если тот отважно сражался, или приговорить его к смерти, если он оставил публику разочарованной.

В полдень начиналась та часть, которую зрители любили больше всего – поединки между приговоренными к смерти, которые выходили на арену безоружными, и лишь один из них получал для боя кинжал. Выжить было нельзя – победителя разоружали и выставляли против него нового соперника с кинжалом. Публика обожала это зрелище, потому что, в отличие от гладиаторов, лица которых обычно закрывали шлемы, приговоренные шли на гибель с открытым лицом. Римский автор Сенека писал: «Утром людей бросают на растерзание львам и медведям; в полдень их бросают на растерзание зрителям»53.

Римляне различали разные степени жестокости, и для каждой у них имелся отдельный термин. Избыточная жестокость с определенной целью, например распятие или прилюдная казнь на арене, назывались crudelitas и считались рациональными и обоснованными – якобы они помогали предотвращать восстания или внушать страх преступникам. Иррациональная жестокость без выгоды (compendium), убийство ради убийства, называлось feritas. Такую жестокость приписывали необъяснимому гневу, ira, и Сенека в своих трудах связывал неограниченную власть с неограниченной роскошью, а их, в свою очередь, указывал как причину избыточного ira. Так мы видим, что уже в Древнем Риме гедонистические убийства связывались с избытком досуга.

Зрители в Риме патологически обожали убийства и вообще увлекались смертью. Они наслаждались зрелищем убийства и ощущением собственной власти, позволявшей решать, жить жертве или умереть. Грань между постоянными зрителями и серийными убийцами в Колизее была очень тонкой.

Со времен римских гладиаторов и до Джека-потрошителя зафиксировано крайне мало случаев патологического серийного убийства. В древнем англосаксонском эпосе «Беовульф», написанном предположительно в VIII веке, есть персонаж по имени Грендель, настоящее чудовище, который двадцать лет убивал по ночам людей, и чье описание на удивление соответствует современной патографии серийного убийцы: «охваченный дьявольской злобой», «не знавший радости», «нисколько не сожалеет он о своих злых деяниях»54.

За пятнадцать веков, отделяющих нас от Римской империи, земля повидала множество тиранов, вождей, разбойников, пиратов и императоров, но совершенные ими убийства сложно отделить от политических и финансовых целей. Об их личностных патологиях нам известно крайне мало. Мы знаем о некоторых излишне ретивых инквизиторах, которые от имени католической церкви отправляли сотни женщин, заподозренных в колдовстве, на пытки и казни, но и здесь теологические императивы заслоняют от нас вопросы личной патологии.

В постиндустриальной истории двумя самыми знаменитыми европейскими убийцами на сексуальной почве являются аристократы, располагавшие массой свободного времени: маршал Жиль де Ре во Франции XV века и графиня Елизавета Батори в Венгрии XVII века. То, что эти двое были казнены за свои преступления, несмотря на высокое положение и власть, указывает на сдвиги, происшедшие в обществе с эпохи римских гладиаторских игр. Природа их преступлений предвосхищала современные, которым еще предстояло случиться.

Жиль де Ре – Синяя Борода,

убийца детей