Читать книгу "Все, что мне надо - Мария Зайцева"

Я подумал… И согласился.

Переписал фирму на сестру, назначил гендира.

Раскидал имущество по родне. В будущем, когда мои парни стали совершеннолетними, все перекинул на них.

Они, правда, не в курсе, да и не надо. Пусть сами вертятся в этом мире.

В собственности у меня остались несколько квартир, машины, загородный дом.

Покончив с юридическими вопросами, впрягся в работу.

И, совершенно неожиданно, начал находить в ней интерес. Азарт. Постепенно погрузился настолько, что потом с удивлением выныривая на поверхность, понимал, что той боли уже нет.

Это не сразу произошло, конечно.

Но произошло. Память осталась. Светлая, чистая, такие мягкие и лирические воспоминания, какие бывают, когда думаешь про детство, первую любовь, юность.

А вот тоска черная и ощущение конца жизни пропало. Мне кажется, что Тоня, если б она могла видеть, была бы довольна.

Примерно через год после ее смерти я впервые занялся сексом с другой женщиной.

Случайно. На приеме каком-то познакомились, поехали к ней домой.

И мне понравилось. Я все думал, что буду сравнивать.

Но не сравнивал.

С тех пор так и пошло. Работа, сыновья, дом, любовницы. Я не ограничивал себя. И не планировал больше жениться. Потому что жена нужна такая, как Тоня. А таких больше нет.

Я курю , смотрю в белый потолок, ощущаю такое , давно забытое спокойствие. Тело словно насытилось, расслабилось, на душе – тишина. Мыслей в голове никаких. Нирвана прямо.

Эта женщина, словно ураган, налетела, закружила, изжевала, измучила.

И, когда отпустила, то осталось блаженное ощущение жизни. Реальности. Такое правильное онемение во всем теле.

И желание повторить.

Собственно… А почему бы и нет?

Я тушу сигарету, разворачиваюсь к лежащей рядом дикой кошке, вымотавшей меня сегодня в ноль. Вернее, я думал, что в ноль.

Но стоит на нее посмотреть, полуприкрытую простыней, невероятно красивую, сразу вспоминается, как я ее в первый раз увидел, здесь же. В этой постели. В той же самой позе, лежащую на животе. И утреннее солнце целовало ее золотистую кожу. Красиво до безумия.

Тогда я только смотрел.

Сейчас я могу трогать.

После того, что я с ней сделал, не только трогать.

Я провожу ладонью по гладкому плечу, ниже, к позвоночнику, ниже, к крепкой красивой попке… Сейчас, еще чуть-чуть… Раздвину ножки и проверю, насколько она там мокрая. Ну а вдруг? Она вообще та еще зажигалка. Так что запросто от легкой ласки могла и возбудиться. Я же возбудился. Уже.

Рука нагло исследует, мнет полушарие, и от этого одного уже удовольствие. Никогда не понимал мужиков, любящих своих женщин по заднице хлопнуть, а тут… Когда такая попка – ну как не потрогать?

И не хлопнуть?

Но хлопать пока не будем.

А вот все остальное… Будем.

Пальцы скользят вниз, я придвигаюсь ближе, чтоб уже провести губами по нежной коже, когда раздается жесткий, не по-утреннему бодрый голос:

- Только попробуй.

Бляяяя… Это что начинается?

И почему я опять матерюсь???

Вечером заеду.

Запах сигарет меня преследует. Опять. Опять.

Словно наяву – темная фигура в проеме двери, зверь, притаившийся в тишине, лениво изучающий мою голую спину. Взгляд, тяжелый, давящий. Физически давящий.

Острое ощущение чужого пугающего присутствия.

На фоне этого такие мелочи, как дичайшая головная боль и мерзкий привкус чего-то кислого во рту – сущая ерунда, о которой даже и не думается.

Примерно с минуту я не шевелюсь, пытаясь остатком не отмершего от чрезмерного вливания спиртного мозгом понять – мне снится это все, или опять нет? Но, если опять нет, то это уже несправедливо как-то! Ну и про снаряд, два раза подряд в одну воронку есть поговорка…

Но , когда через минуту запах сигарет не улетучивается, а ощущение взгляда на теле плотнеет, память , наконец, выходит из комы. И меня одновременно продирает холодный пот и бросает в жар!

Потому что события этой ночи в голове появляются. Фильмом. Полнометражным. Откровенным.

Порно.

И самое последнее, финальное воспоминание – как я выгибаюсь от прошивающих тело спазмов удовольствия, не в силах сделать вдох, потому что тяжеленный мужчина, чей член во мне ощущается остро, болезненно и одновременно сладко, полностью укрыл собой, ухватив одной лапой за горло, а другой за спинку кровати, чтоб не стучала о стену слишком сильно, и вколачивается в меня так, что нихрена не помогает его предусмотрительность, и спинка стучит часто-часто и сильно-сильно. А я, в безумии, только требую , чтоб еще сильнее, и обнимаю его, вцепляюсь ногтями в крепкие плечи и хочу хоть глоток воздуха, потому что нет его, воздуха, а есть похоть концентрированная, пропитавшая все мое существо, дикая и алчная.

А затем я взрываюсь. В глазах темнеет. Воздуха нет. Только его запах, который я хватаю пересохшими губами, тяжесть его на себе, невыносимо-приятная, и хриплый шепот на ухо: «Хорошая какая, теперь я… Давай, Дарья Викторовна, давай…»

Он неожиданно ускоряется еще сильнее, спинка кровати уже не стучит – колотится с дикой силой о стенку, и я чувствую себя листиком, подхваченным ураганом, потому что ничего не могу сделать со стихией. Только подчиниться.

Он кончает, а меня вырубает. Прямо моментально. Сквозь сон слышу я, как он ложится рядом, подтаскивает меня к себе, рычит что-то удовлетворённо, тискает меня. И я думаю, что мне это все снится.

Ну, такой вот порно-сон. Бывает.

Но сейчас, когда картины ночи всплывают все отчетливее и страшнее в голове, я понимаю, что, в очередной раз, крупно облажалась.

Опять. Опять!

Ну, понятное дело, Зверев, гад такой, никакого понятия о личных границах. Но я-то, я!

О чем думала?

И сейчас о чем думаю?

Почему не вскакиваю, как ошпаренная, с места, почему лежу рядом с этим наглым, бессовестным гадом?

А он ведь не спит! Курит. Смотрит на меня. Очень даже плотоядно. И здесь позиция страуса не пройдет.

Потому что зад наружу. А большего ему и не требуется для получения удовольствия при помощи моего слабовольного тела.

Я злюсь. Сильно. И обдумываю ситуацию. Обдумыванию очень мешает головная боль, легкая тяжесть в мочевом… И наглая лапа! Лапа, скользящая по моей спине вниз!

Даша! Давай уже принимай решение и действуй! А то, пока ты тут страуса изображаешь, тебя поимеют.

Опять.