Читать книгу "Царица темной реки - Александр Бушков"

– Не пойдет, – сказал я, не раздумывая. – Мне сказали, нужно еще знать какие-то слова…

– Наговоры, как у бабок в деревне?

– Сам не знаю, – сказал я. – Может, наговоры, а может, молитвы. Судя по тому, что здесь кресты, скорее всего, молитвы. Только откуда ж нам их знать?

– Как же нам теперь с этим жить?

Он смотрел на меня с такой отчаянной надеждой, словно я знал ответы на все вопросы мироздания.

– Понятия не имею, Паша, – честно сказал я. – Остается надеяться на исконное наше русское: «авось» да «небось». Авось эта «дверь» чертова сама собой как-нибудь закроется. Или… Тут по «солдатскому телеграфу» разносится: дней через несколько пойдем в наступление. И пусть у кого-нибудь другого, кто будет здесь жить, голова болит.

И тут же подумал: нет, не выход. Очень удобный дом для постоя войск, рано или поздно очередная проходящая часть его займет. И тот, кто будет жить здесь после меня, молчать не станет. Будет какая-нибудь комиссия, начнут расследование. И одним из первых автоматически встанет вопрос: а кто обитал в этой комнате прежде, после бегства графа? Выяснят очень быстро – и попаду я на спрос. Твердить, что при мне ничего подобного не было – картины как картины и такими оставались, когда я уезжал? Сослаться на комиссара Яноша, видевшего их у меня в первозданном виде? А Иштван? За него ведь тоже возьмутся как за главную персону в доме. Что он наговорит, одному Богу известно. Куда ни кинь, всюду клин…

Была только одна возможность что-то узнать – поговорить с Эржи. Что-то она да должна знать, в этом загадочном обществе создателей загадочных картин она явно играла не последнюю роль. Она обещала прийти вечером… но если с ней там что-то случилось? Иштван говорил, кто-то охотился за ними целеустремленно и методично, и я ему почему-то верил…

– В общем, так, Паша, – сказал я. – Мне скоро ехать к комбату, а ты засядь в своей комнатке. Дверь держи приоткрытой, автомат под рукой. Твоя задача – чтобы никто не попал ко мне в комнату. Дверь я запру снаружи, но мало ли что… Объяснение для тех, кто вздумает интересоваться: у меня там секретные документы, а сейфа нет, так и лежат в столе. Усек?

– Так точно! – Его конопатая физиономия пылала яростной надеждой. – Может, получится что-то поправить?

– Будем надеяться, – сказал я, убирая в ящик ночного столика распятия и шильдики.

…На совещании у комбата я сидел как на иголках. Совершенно не верил, что кто-то из роты полезет в мою запертую на замок комнату – с чего бы вдруг? Да еще при сидящем на карауле Паше. Но вот с другой стороны могли нагрянуть незваные гости. Никакой опасности для нас они не представляют в чисто военном плане – что такое тогдашние мадьяры, пусть храбрые и воинственные, с их саблями и кремневками против роты полного состава, щедро вооруженной автоматическим оружием? Но уж огласка получится такая, что хуже и ждать не стоит…

А меж тем нельзя было отвлекаться на посторонние мысли. Совещание оказалось отнюдь не пустяковым. В точном соответствии с данными «солдатского телеграфа» через три дня мы покидали нынешнее место дислокации – не то что с полком, вся дивизия снималась с места и уходила на Будапешт (а судя по некоторым намекам комбата, в движение должна была прийти и вся армия). Так что слишком многое следовало обсудить, непосредственно касавшееся нас как командиров рот и подразделений. Пришлось загнать собственные невзгоды поглубже и не терять нить разговора, вместе с другими сидеть с карандашом над картами…

Как и следовало ожидать, Паша доложил, что никто ко мне в комнату проникнуть не пытался – вот только Иштван, Павлин-Мавлин, что-то уж очень часто проходил по коридору, по сугубому Пашиному мнению, без особой нужды. И явно прислушивался, не происходит ли что в комнате.

Может, это и смешно, но перед тем, как отпереть дверь, я расстегнул кобуру пистолета и передвинул ее поудобнее, сняв большим пальцем курок с предохранительного взвода. Ситуация такая, что ничего заранее не известно: войдешь, а на тебя кинутся какие-нибудь старинные мадьяры с воинственными криками, лихими усищами вразлет и саблями наголо. Повидал я их на картинах – народ был, по всему, воинственный и удалой…

Но никого постороннего в комнате не оказалось – даже давешней белки. Зато на ночном столике я обнаружил записку – четыре слова на непонятном языке, судя по некоторым буквам, мадьярском, и неплохо нарисованный циферблат, где красивые ажурные стрелки стояли на одиннадцати тридцати. Речь, конечно, могла идти только о ночных часах – дневные одиннадцать тридцать давно прошли. Но все равно на тот случай, если я окажусь непонятливым, Эржи (а кому же еще?) пририсовала рядом с циферблатом лунный полумесяц. Видимо, среди ее русинов не оказалось грамотных, и она не смогла написать на понятном мне языке, справедливо рассчитав, что я пойму и так.

К назначенному времени ужин был уже на столе вкупе с тремя бутылками токайского (интересно, каких размеров была «корзиночка», которую Иштван хозяйственно схомячил в безвременье, когда граф уже удрал, а наши еще не успели опечатать винный погреб?). С какого-то времени (когда было уже около одиннадцати) я места себе не находил. Как-то не умещалось в сознании, что она рядом, буквально в двух шагах – и в то же время двести лет назад. Да и тревожился за нее чуточку: за ними ведь целеустремленно охотились не самые благожелательные люди на свете, нескольких уже убили, а с ней самой произошло что-то непонятное, так что пришлось инсценировать смерть от яда (почему-то я безоговорочно верил рукописи барона и не сомневался, что он писал чистую правду).

В какое-то время я не выдержал, откинул портьеру и вошел в лес – Эржи ведь не говорила, что этого нельзя делать. Далеко не заходил, прошел два шага и постоял немного. И ничего. Покой и тишина, веет ночной сыростью, покрикивают какие-то птицы, в охотничьем домике светятся два окна на втором этаже и одно на первом, низко над острой высокой крышей висит едва пошедшая на ущерб луна. Я с превеликим трудом подавил неудержимое желание пойти туда, в охотничий домик, – в конце концов, меня туда не приглашали, свидание назначено в моей комнате, так что оставайся галантным кавалером…

Она опоздала на пять минут – то ли по обычаю девушек всего мира, то ли у них там, в восемнадцатом веке, часы были не такие точные. Когда я уже изрядно извелся, совершенно неожиданно краешек портьеры откинулся и появилась Эржи в незнакомом мне платье из какой-то золотистой материи, что очень шло к ее волосам и глазам.

– Я опоздала, да? – спросила она, бросаясь мне на шею. – Извини, я немного, как это, не разочла. Пришлось полтора часа скакать верхом, да еще небольшенькая неприятность по дороге. Ничего страшного, просто хлопотно… Едва успела сбросить мужской наряд, принять ванну и переодеться в платье…

– Куда это ты по ночам носишься верхом? – спросил я с некоторой тревогой. – У вас по ночам, насколько я знаю, неспокойно…

– А когда это ночами по дорогам было спокойно? – пожала она точеными полуобнаженными плечами. – У вас наверняка тоже – у вас вдобавок еще и война. – Она ловко вывернулась из моих объятий, блеснула глазами. – Милый, прости меня за вульгарность, быть может, и не свойственную графине, но у меня с утра крошки во рту не было, а ты накрыл такой стол… Я сначала отдам должное ему, хорошо? А потом буду полностью в твоей власти. У тебя есть возражения?