Читать книгу "Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты - Стефани Лэнд"

Лонни указала на плакат на стене с большой надписью «$8,55/час», то есть минимально допустимая оплата в штате Вашингтон.

– Столько ты будешь получать на испытательном сроке, – сказала она. – Потом – девять.

Это составило бы 18 720 долларов в год, работай я на полную ставку, но о ней оставалось лишь мечтать. Политика компании гласила, что уборщица не может работать больше шести часов в день. В противном случае сотрудницы рисковали переутомиться, объяснила мне Лонни. Также мне не будут оплачивать время в пути. Дженни включала время, за которое я добиралась от одного дома до другого, накидывая мне пару долларов в день. На новой работе у меня возникало до двух неоплачиваемых часов в разъездах между заказчиками, кроме того, я должна была стирать использованные тряпки у себя дома, своим порошком. То же самое касалось и черных форменных рубашек с крошечной красной птичкой, вышитой рядом с логотипом агентства.

Лонни продолжила объяснять мне их систему, пока я разглядывала доску с графиком. На уборку большинства домов достаточно трех часов. На некоторые уходит четыре. На некоторые – шесть. К каждому заказу, который я получаю, прилагается подробное описание дома, где указана каждая комната с инструкциями по уборке в ней, а также с лимитом времени. Она вытащила одно такое описание и показала его мне. Рядом с большинством комнат имелись приписки, в которых уборщиц просили обратить внимание на сколотую плитку, труднодоступные места, где копилась пыль, и комоды, откуда можно было взять чистое белье, если клиент забывал его выложить на видное место. Там перечислялось все, что я должна была сделать и чего делать не следовало. Никаких больше телефонных переговоров по вечерам, никаких СМС с указаниями. Я могла спланировать свой график заранее и точно знать, что через три месяца, во вторую среду я буду менять простыни в доме, до которого мне предстоит добираться три мили от предыдущего. Я до сих пор сама не понимала, насколько нуждалась в такой уверенности, в стабильности; теперь же я едва не схватила Лонни в объятия. Мне пришлось сморгнуть слезы, набежавшие на глаза.

Лонни позвонила на следующий день. Я только что закончила уборку в доме вместе с Анджелой и, в нетерпении, сидела в машине, дожидаясь, пока та соберется, и стараясь не думать о том, что она, скорее всего, ищет, что бы прихватить у хозяев.

– Проверку ты прошла, – сказала Лонни. – Собственно, я это и так знала, но проверка – обязательный этап.

– О, я понимаю, – сказала я, в глубине души совершенно счастливая от полученной новости.

– Ты можешь подъехать сегодня во второй половине дня, кое-что забрать? – спросила она. – Пэм, владелицы, сегодня нет, но я прослежу, чтобы ты все получила и была готова. Потом поедем ко мне, и ты уберешь у меня дома – это всего в паре кварталов от офиса, – чтобы я немного тебя поднатаскала. Вымоешь ванную и вытрешь пыль.

Я попыталась осознать, что она говорит. Получалось, я принята? И начинаю работать сегодня вечером? У меня была работа, настоящая работа с фиксированной оплатой и постоянным графиком!

– Хорошо! Звучит отлично, – воскликнула я, внезапно задохнувшись.

Лонни засмеялась и сказала подъехать к офису после полудня.

Когда я была маленькой, по субботам мы всегда тщательно убирали в доме. Мама так и ходила в халате все утро, пока не заканчивала с уборкой. Я просыпалась, ощущая аромат блинчиков и бекона или колбасок, вплывавший в мою спальню, под звуки фортепьянных импровизаций Джорджа Уинстона. После завтрака мы брались за свои заранее распределенные, пусть и не вызывающие особой радости, обязанности. Я отвечала за ванные. Сначала только за ту, которой пользовались мы с братом, но потом я достигла таких высот и мама стала так меня хвалить, что я решила взять на себя еще и ванную родителей. Мама хвасталась своим приятельницам, что я отмываю ванну до блеска, а у меня грудь раздувалась от гордости, и даже казалось, что я становлюсь немного выше ростом.

Внешний вид всегда имел для мамы большое значение.

– Ты же испачкаешься! – говорила она, если я хотела надеть что-нибудь белое. В детстве мне запрещалось покрывать ногти лаком, потому что мама говорила, что облупившийся лак у девочки на ногтях – это отвратительное зрелище. Как-то раз в субботу, когда мне было лет пять-шесть, я была у бабушки с дедом, и бабушка накрасила и себе и мне ногти на руках и ногах ярко-розовым лаком, хоть я и говорила, что мама разозлится. На следующее утро в церкви, когда надо было сложить ладони в молитве, я сцепила пальцы, чтобы моих ногтей не было видно.

Подход «Классик Клин» к своим клиентам заметно отличался от подхода Дженни. Я становилась невидимым призраком, появлялась либо в девять утра, либо в час дня, в зависимости от их пожеланий и от того, хотели они присутствовать при уборке или нет. Редко когда я была занята после половины четвертого.

– Понимаешь, родительское расписание, – объясняла Лонни. – Пока дети в школе.

Мне надо было убирать в доме особым образом, в точности так, как это делала сотрудница до меня, чтобы клиент не заметил никакой разницы. Очень тщательно, с большим вниманием. Доводить до блеска все поверхности в кухне, взбивать все подушки, складывать край туалетной бумаги треугольником – всегда одним и тем же образом.

Моим первым испытанием должна была стать уборка на кухне и в главной ванной в домах Лонни и Пэм, и я считала, что мне не о чем беспокоиться. У обеих были красивые дома: двухэтажные, окруженные деревьями. Не слишком большие, но и не маленькие. Я поехала за «КиаСпортадж» Лонни к ее дому, загрузив в багажник только что выданные моющие средства, все тщательно переписанные в мой «профиль сотрудника». Две бутылки со спреем, банка «Комета», две губки, пара желтых резиновых перчаток, пятьдесят белых тряпочек, две метелки для пыли, один пылесос «Орек», две швабры и так далее. Лонни проинструктировала меня, как использовать все эти средства, и сказала обращаться в офис, когда они закончатся. Мы немного поболтали, пока она отыскивала все необходимое, чтобы я могла приступить, и я упомянула о том, что вечером должна завезти Мию к отцу, на традиционный визит выходного дня.

– О да, – откликнулась Лонни, – мне это хорошо известно, уж поверь.

Ее дочери было десять, когда Лонни повторно вышла замуж, как она рассказала.

– И Пэм, знаешь ли, тоже через это прошла. На самом деле, она начала этот бизнес, оставшись матерью-одиночкой. Наверняка у вас найдется о чем поговорить.

Дженни тоже одна растила детей. У меня начинало складываться впечатление, что все, кто занимается уборкой – одинокие матери, которые разрываются между домашним хозяйством и попытками заработать. Уборка – их последнее прибежище.

Лонни сказала мне позвонить в офис с домашнего телефона, чтобы официально зафиксировать время прибытия.

– Привет, – сказала я после сигнала автоответчика. – Это Стефани Лэнд, начинаю уборку в доме Лонни, – и повесила трубку.

– Нет, – воскликнула Лонни с таким возмущением, что я подпрыгнула. – Надо сказать дату и время!