Читать книгу "Ведяна - Ирина Богатырева"

– Ой, ну всегда ты!.. – Она замахала на него руками. – Чаю будешь?

– Нет, я в реквизиторскую. У меня ещё снеговики неприбранные, растают.

– Ну, хоть конфеточку на вот, потом сам того, с чаем.

Она стала засовывать ему в карман конфетку, ту самую «Му-му», а другой рукой пыталась придерживать дверь, чтобы Рома в неё вписался с коробкой на пузе. В этот момент по коридору пронёсся громовой голос, а вслед за ним и сама Стеша, как ледокол, внесла их обратно в кабинет.

– Судьбин! – обрадованно рокотала она. – Судьбин! А ты почему не на рабочем месте?

– Я на рабочем, Степанида Борисовна. У меня весь ДК – рабочее место.

– Вот оно как? А Сан Саныч как раз в зале. Кран обозревает.

– Какой кран?

– Какой-какой? Операторский. Который ты изволил обвинить в простаивании. В смысле, обвинить ДК в простаивании казённого оборудования. Вот, теперь думаем, как его использовать. Хотим на нём Итильвана в пьесе спускать. Как думаешь, эффектно же будет: Итильван спускается из-под облаков и говорит свой монолог. А? Каково? Сразу на областной уровень!

Она стояла гордая, выставив вперёд грудь и живот, всем видом давая понять, что эта светлая мысль принадлежит ей. Рома чуть не выругался.

– Это про пьесу, про пьесу, Судьбин, – сказала Стеша благосклонно, принимая его растерянный вид за онемение от её гениальности. – ЛИС будет ставить, ну, клуб любителей. Ты ещё ознакомиться не успел? Я же тебе говорила. В пятницу, кстати, репетиция, ты помнишь?

– Я даже не знал, чтобы помнить, Степанида…

– В пятницу, в помещении музея. Так что будь добр. Сценарий дадут, ознакомишься. Ну, сюжет там простой, классический. Про Итильвана что-то там, разберёшься. Тебе отдельное задание – отработать спуск, понял.

– В смысле – отработать?

– В прямом, Судьбин, в прямом: ты у нас Итильваном будешь! – ещё более радостно постановила Стеша и даже похлопала Рому по плечу. Он чуть не выронил коробки.

– Да вы что? Это же…

– Ну, Судьбин, давай вот без этого, без этих ваших заморочек, пожалуйста. Это спектакль, ничего больше. Пролетишь над залом, спустишься… Это всё, всего лишь эпизод, дальше там есть, кому роль играть, уже назначили.

– Да дело не в этом, Степанида Бо… Кран же не рассчитан. Я говорил про реквизит. Речь о человеке не шла!

– Ну, это Сам Самыч разберётся. Уже разбирается. Спецификация – это его. Скажет, что можно – так и человек полетит. Это не нашего ума дело. А, ещё! – вспомнила она вдруг и прямо засветилась. – Ты же завтра в область едешь!

– Куда? – изумился Рома.

– Не куда, а когда. В двенадцать машина. С «Итилитскими зорями», им техник нужен. Это недалеко, Ведянино, семьдесят километров.

– Так пусть Тёмыч, в смысле, Тимофей…

– Он остаётся, – безапелляционно отрезала Стеша. – Завтра репетиции, кому вести? И ещё они звонили, просили диджея. У них заболел. А им надо, праздник там села.

– Степанида Борисовна, да вы что! – Рома уже серьёзно возмутился. Вести деревенскую дискотеку ему не улыбалось ни капли. – Это же до ночи вообще!

– Назад тебя заберут. Не переживай, водитель вернётся, всё увезёте.

– Степанида Борисовна, но это же просто…

– Я не поняла, Судьбин! – Она сделала большие глаза. – Это что такое? Я тебе шабашку нашла, люди деньги платят, живые. Тебе, тебе, заметь, не ДК. Благодарить должен. Всё, ничего не хочу слышать. Завтра, в двенадцать, машина от крыльца. Ты куда шёл?

– В реквизиторскую, – буркнул Рома.

– Вот и шуруй.

Рома её уже не слушал. Он протаранил коробкой дверь и двинул по коридору. Он был злой. Шагал, вышагивая собственную ярость. Особенно острую от бессилия. Особенно острую от зависимости. Он ненавидел зависимость, он всегда пытался её избегать, жить для себя, ни к кому и ни к чему не привязываясь – и всегда вляпывался в неё, как в коровью лепёху на дороге – бамц! И потом отмывайся. Зависимость – это беспомощность. Но неужели и сейчас он беспомощен? Неужели не может послать всё это: и Стешу, и ДК, и вообще всё – и уехать куда-нибудь? Да пожалуйста, да в любой момент!

В таком состоянии он вломился в подсобку за сценой – и налетел на знатное собрание. У стола сидели: техник Петрович, тот самый, который рассказывал про физиологическое неприятие секса после тридцати; сторож Капустин, просто тот самый; а главное – господин Подавайкин, он же Помогайкин, он же Подслухайкин и так далее, а настоящую фамилию его Рома если и знал, то не помнил. Звали Семён Василич. Работал этот товарищ, вообще-то, наверху, в конторе, но ошивался у технарей, как будто тосковал по упущенному призванию – ломать и чинить, фигачить и рушить. Впрочем, главное дело жизни он не упускал – был он стукачом, и стукачом знатным. Он даже выглядел как классический советский стукач, по крайней мере, Рома именно так их себе представлял и был удивлён в своё время, попав в ДК, что типаж этот не вывелся, а процветает: маленький, кругленький, лысенький, не человек, а скользкий обмылок. Семён Василич и говорил прозрачным, невнятным голоском. Никакашечным, как дед сказал бы.

У Ромы даже что-то в голове щёлкнуло, как увидел его: вот с кого начались все проблемы: и кран этот, и всё. Он так и застыл в дверях, вцепившись глазами в Семён Василича, а тот сидел как ни в чём не бывало и улыбался ему прозрачной улыбочкой.

– А, Ром-мыч! Чалься! – прогремел Петрович, однако услужливо подвинулся вместе с табуреткой именно Помогайкин. Рому передёрнуло, он отвёл глаза.

– Господа трапезничать изволят?

Он прошёл в дальний угол, где была дверь в кладовку, гордо именовавшуюся реквизиторской, открыл, и, не глядя, зафутболил коробку со снеговиками в пыльную темноту. К столу вернулся, уже немного успокоившись, как будто избавился не только от коробки, но и от своей злости.

Пахло едой и какой-то кислятиной. На столе всё было прилично – чай, бутеры, пластиковые контейнеры с остатками картошки и котлет перед Петровичем, грустно сморщенный одинокий солёный помидор перед таким же грустно сморщенным Капустиным.

– Ты чего такой тухлый, Кочерыга? – Рома туркнул его в плечо. – Дежуришь сегодня?

– Отбываю, – буркнул тот. Взгляд у него был какой-то буддистский, так что Рома догадался, что одним чаем здесь не обходится.

– П-пылеснуть? – приветливо спросил Петрович, догадавшись, в свою очередь, о его догадке, и кивнул под стол.

– Не, спасибо. И вы тут того, аккуратней. Сокол реет. – Он кивнул наверх.

– А мы что? Мы ничего. Чайку? – подал голос Подстрекалкин. Рому опять передёрнуло.

– Нет. Я пойду.

– Да к-куда – пойду, чего – п-пыайду сразу? – вступил гостеприимный Петрович. – А ну, к… к… колись, ты чего кислый-то?

– Я не кислый. Я подквашенный, – сказал Рома.