Читать книгу "Дух Времени - Анастасия Вербицкая"

– Как это с вами случилось? – спросил Тобольцев.

Федор Назарыч торопился сюда с этой бумагой на груди. Недалеко от моста он встретил наряд городовых. Один из них ударил его обнаженной шашкой по голове, разрубил шапку, и кровь брызнула ему в глаза. От боли и неожиданности он упал. "И такая злость меня взяла!.. Поднялся и кричу вслед: "Добивай, что ли, дядя!.. Снеси голову… Один черт!" Думал, умираю… Ан, вижу, ничего… Поднялся, только кровь бежит прямо по лицу, по глазам… Боюсь ослабеть… Побежал по улице. Вижу, огонь светится. Дай, думаю, зайду… Уж очень не хотелось мне в больнице пропасть. Вхожу черным ходом, никого нет на кухне. А ворота расперты, как надо быть… Я вошел, кричу: "Эй, кто там, православные?" Выглянула женщина и давай вопить!.. Тут выскочили хозяева… Как будто интеллигентный народ… "Не трону вас, говорю, не разбойник!.. Дайте голову промыть… да тряпочку одолжите…" Как бабы начнут выть в два голоса! А хозяин грозит: "Ступай, ступай! А то дворника позову!.." Ну, тут я не стерпел… "Чего, говорю, с вами канителиться!" Забрал их всех, как овец, за загривки, втолкнул в комнатку и запер "Коли шевельнетесь, говорю, уложу на месте!.." Ну, ничего, замолчали… Обмыл я рану, лицо, руки вымыл, перевязал себе полотенцем голову. Потом выпустил хозяина и говорю ему: "Приведите мне извозчика, да поскорее!.." Как мяч вылетел из дому! Бабы воют, а я сижу, ничего… Самовар тут стоял остывший. Я стакана два выпил, уж очень жажда томила. Ну, привел извозчика… Только у бульвара я и слез…"

Все смеялись.

Тобольцев подошел к Потапову, который горячо говорил что-то Бессоновой… Он понял, что говорят о войске.

– Господа, а вам известно, что Таня погибла?

– Да, да… Так жаль! – наскоро бросил Потапов. – Ужасная смерть! – подхватила Бессонова, сжимая тоненькие брови, и тотчас отвернулась и с прежним жаром продолжала разговор.

И холод вдруг прошел по душе Тобольцева. Как будто он внезапно увидал сущность, прятавшуюся за давно знакомыми и дорогими ему чертами… Как будто маска упала с этих милых лиц… Он вдруг понял, как мало значит отдельный человек, его судьба, его гибель даже – для Потапова, для этой маленькой женщины с детским голосом, для Софьи Львовны, для Федора Назарыча, для Шебуева и Веры Ивановны. Таня погибла… Что ж? Мало ли их гибнет ежедневно? "Сегодня ты… а завтра я…" – вдруг прозвучал в памяти голос Германа из "Пиковой дамы"… Да, да… Иначе и быть не может!.. Зейдеман не рожден героем… Оттого так слабы его нервы, оттого так горько плакал он нынче о погибшей молодой жизни… И с обывательской точки зрения эта смерть кажется бессмысленной и ужасной… Но что может устрашить людей, которые сами идут на смерть, которые ежечасно готовы к гибели?.. Разве идея для них не есть высшая ценность жизни? Разве жизнь сама по себе имеет для них цену!.. Похороненные заживо в каменных мешках, откуда черпают они свою великую силу – жить и надеяться? Откуда берут храбрость с улыбкой идти на казнь?.. "Сегодня ты, а завтра я…" Кто ж бросит им в укор это равнодушие к чужой жизни? Кто назовет их жестокими?.. Идея – цель… Человек – средство… "Да… теперь все ясно!.. Вот почему Степушка пережил утрату Лизы… Вот почему и меня он никогда не щадил… Это логика героизма… Это последовательность фанатика…"

– Я передам нынче же комитету ваши сведения. Это очень важно и ценно, – словно издалека донесся к нему голос Потапова. В эту минуту вошел Бессонов.

– А! Павел Петрович! Наконец-то! – крикнул Федор Назарыч, подымаясь на кушетке. Бессонов улыбнулся и пожал горячую руку рабочего.

Федор Назарыч был еще юношей, когда Бессонов пропагандировал, и тот считал этого юношу самым талантливым среди рабочей молодежи. И впоследствии Федор Назарыч никогда не мог отделаться от сознания превосходства Бессонова. Его имя, особенно когда он был сослан, было для юноши окружено ореолом. Даже теперь, заняв видное место в партии, несмотря на всю свою самонадеянность и презрение к интеллигентам, Федор Назарыч любил выслушать совет бывшего учителя, признавал его огромную эрудицию, его опытность, его трезвую, самобытную точку зрения. Он считался с его мнением даже в эти дни. Его – сильного, дерзкого, задорного и пылкого, – как-то невольно влекло к этому хрупкому блондину с болезненным нежным лицом, с красивыми руками "барина", с холодным взглядом и медленным голосом; к этому чуждому ему по типу души и складу ума, сложному и тонкому человеку, никогда не говорившему лишних слов, никогда не делавшему жестов… И эта "слабость" Федора Назарыча ни для кого не была тайной. Тобольцев, разгадав ее, почувствовал, что Федор Назарыч стал ему самому ближе и понятней…

– Господа! – вяло и как бы бесстрастно, по обыкновению, сказал Бессонов, здороваясь со всеми. – Известно ли вам, что в Москве строят баррикады? Я сам сейчас видел одну…

– Неужели? – хором крикнули женщины.

Тобольцев оглянулся невольно на Потапова и встретил его яркий взгляд, полный вызова и значения… Он понял… "Сегодня ты, а завтра я!.." – запело опять в его душе.

– Кто же строит? – спросила Софья Львовна. – Вы видели?

Бессонов протирал платком отпотевшее пенсне.

– Вы не поверите… Строит обыватель…

– Вы шутите?

– Нисколько… Два дня назад я видел, как дворник помогал ставить деревянный новый забор на Садовой… Теперь он первый повалил его… Купец снял вывеску, приволок какие-то ящики. Кто-то в чуйке, с седой бородой, топором рубил телеграфный столб… А мальчишки тащили его и хохотали… Интересная картинка!.. Не каждый день увидишь…

Потапов и Тобольцев вышли, ни с кем не прощаясь. За дверью голоса напоминали жужжанье улья. Весть, принесенная Бессоновым, подняла настроение.

– Вот вам и обыватель! – сказал Тобольцев на улице. – Ты куда, Степушка?

– У нас сейчас заседание… До завтра!..

XV

Катерина Федоровна еще не ложилась, когда Тобольцев вернулся. Выпив чаю, он ушел к себе. В первом часу ночи он задремал, когда раздался звонок. Тобольцев быстро оделся с головы до ног и вышел в переднюю со свечой. В столовой он заметил жену. На ней был капот и теплый платок на плечах. Свеча в руке ее дрожала, и ему бросилось в глаза, что голова у нее опять трясется.

Это был Потапов. Глаза его казались большими и темными.

– Степушка!.. Что случилось? – Катерина Федоровна поставила свечу на стол и села. Зубы ее стучали и голова тряслась все сильнее. "Меня проследили… – расслышала она своим тонким напрягшимся слухом… – Насилу запутал следы… Там, кажется, полный провал… Не знаю, как мне удалось избегнуть засады… Слава Богу, что ваш подъезд не заперт!.."

– Ах, слава Богу! Я нынче два раза вставал, чтоб отпереть его… Точно чувствовал… Что будешь делать с жильцами? Боятся, Степушка… Какое счастье, что ты уцелел!..

– Всюду казаки, патрули… Я полчаса сидел в засаде, прежде чем двинуться сюда… Позволь мне здесь остаться!..

– Что ты говоришь? Побойся Бога!.. Я так счастлив!

– Видишь ли, к Майской теперь не попасть…