Читать книгу "Наука логики. Том 1 - Георг Гегель"

По поводу этой тавтологичности отношения причинности следует заметить, что оно может показаться не содержащим в себе тавтологии в тех случаях, когда указываются не ближайшие, а отдаленные причины какого-либо действия. Изменение формы, претерпеваемое лежащей в основании вещью в этом переходе через многие промежуточные члены, прикрывает собою то тождество, которое при этом удерживается самой вещью. Вместе с тем в этом умножении причин, вдвигающихся между нею и окончательным действием, она связывается с другими вещами и обстоятельствами, так что не то первое, которое признается в этом случае причиной, а лишь все эти многие причины, вместе взятые, заключают в себе полное действие. Так, например, если человек попал в обстоятельства, при которых развился его талант, вследствие того, что он потерял своего отца, убитого пулей в сражении, то можно указывать на этот выстрел (или, если идти еще далее назад, на войну или некоторую причину войны и т. д. до бесконечности) как на причину мастерства этого человека. Но ясно, что, например, не этот выстрел есть сам по себе причина, а причиной служит лишь соединение его с другими действующими определениями. Или, правильнее сказать, он вообще есть не причина, а лишь отдельный момент в обстоятельствах, сделавших возможным результат.

Затем следует главным образом обратить еще внимание на недопустимое применение отношения причинности к обстоятельствам физико-органической и духовной жизни. Здесь то, что называется причиной, оказывается, конечно, имеющим другое содержание, чем действие, но это происходит оттого, что то, что действует на живое, самостоятельно определяется, изменяется и преобразуется последним, ибо живое не дает причине дойти до ее действия, т. е. упраздняет ее как причину. Так, например, недопустимо говорить, что пища есть причина крови или что такие-то кушанья или холод, сырость суть причины лихорадки и т. п.; также недопустимо указывать на климат Ионии как на причину творений Гомера или на честолюбие Цезаря как на причину падения республиканского строя в Риме. Вообще, в истории действуют и определяют друг друга духовные массы и индивидуумы; природе же духа еще в более высоком смысле, чем характеру живого вообще, скорее свойственно не принимать в себя другого первоначального или, иначе говоря, не допускать продолжения в нем (в духе) какой-либо причины, а, наоборот, прерывать и преобразовывать ее. Но такого рода отношения принадлежат области идеи и имеют быть рассмотрены лишь тогда, когда дойдем до нее. Здесь же можно заметить еще то, что, поскольку допускается отношение причины и действия хотя бы и не в собственном смысле, действие не может быть больше, чем причина; ибо действие есть не что иное, как проявление причины. В истории стало обычным острое словцо, что из малых причин происходят большие действия, и поэтому для объяснения широко и глубоко захватывающего события приводят какой-нибудь анекдот как первую причину. Такая так называемая причина должна рассматриваться лишь как повод, лишь как внешнее возбуждение, в котором внутренний дух события и не нуждался бы или вместо которого он мог бы воспользоваться бесчисленным множеством других поводов, чтобы начать с них в явлении, пробить себе путь и проявиться. Скорее наоборот, лишь самим этим внутренним духом события такого рода нечто, само по себе мелкое и случайное, было определено к тому, чтобы стать вызвавшим его поводом. Эта арабескная манера излагать историю, согласно которой из ничтожного зыбкого стебля вырастает какой-либо большой образ (Gestalt), представляет собою поэтому хотя и остроумную, но в высшей степени поверхностную трактовку истории. В этом возникновении великого из малого имеет, правда, вообще место операция оборачивания, которую дух проделывает над внешним; но именно потому это внешнее не есть причина внутри его (духа), или, иначе сказать, самое это оборачивание снимает отношение причинности.

2. Но эта определенность отношения причинности, состоящая в том, что содержание и форма разны и безразличны, простирается далее. Определение формы есть также и определение содержания; причина и действие, обе стороны отношения, суть поэтому так же и другое содержание. Или, иначе говоря, содержание, ввиду того что оно дано лишь как содержание некоторой формы, имеет в себе самом различие этой формы и существенно разно. Но так как эта его форма есть отношение причинности, которое есть некоторое тождественное в причине и действии содержание, то разное содержание связано внешним образом, с одной стороны, с причиной, а с другой – с действием; оно, стало быть, не входит само в процессдействия (in das Wirken) и в отношение.

Таким образом, это внешнее содержание лишено отношения; оно есть некоторое непосредственное существование; или, иначе говоря, так как оно как содержание есть в-себе-сущее тождество причины и действия, то оно равным образом есть непосредственное, сущее тождество. Это есть поэтому некоторая вещь, имеющая многообразные определения своего наличного бытия и, между прочим, также и то определение, что она в каком-нибудь отношении есть причина или также и действие. Определения формы – причина и действие – имеют в этой вещи свой субстрат, т. е. свое существенное устойчивое наличие, и притом каждое из них свое особое, ибо их тождество есть их устойчивое наличие; но вместе с тем она [вышеуказанная вещь] есть их непосредственное устойчивое наличие, а не их устойчивое наличие как единство формы или как отношение.

Но эта вещь есть не только субстрат, а также и субстанция, ибо она есть тождественное устойчивое наличие лишь как устойчивое наличие отношения. Далее, она есть конечная субстанция, ибо она определена как непосредственная по отношению к ее причинности. Но она вместе с тем обладает причинностью, так как она равным образом есть тождественное лишь как тождественное этого отношения. Как причина этот субстрат есть отрицательное соотношение с собой. Но он сам, с которым он соотносится, есть, во-первых, некоторая положенность, так как он определен как непосредственно-действительное; эта положенность как содержание есть какое-либо определение вообще. Во-вторых, причинность ему внешня; она, стало быть, сама образует его положенность. Поскольку же он есть причинная субстанция, его причинность состоит в том, что он соотносится отрицательно с собой и, следовательно, со своей положенностью и с внешней причинностью. Процесс действия этой субстанции начинает поэтому с некоторого внешнего, освобождается от этого внешнего определения, и его возвращение в себя есть сохранение своего непосредственного существования и снятие своей положенной причинности и тем самым своей причинности вообще.

Так, например, находящийся в движении камень есть причина; его движение есть некоторое обладаемое им определение, помимо которого, однако, он содержит в себе еще многие другие определения цвета, фигуры и т. д., не входящие в состав его причинности. Так как его непосредственное существование отделено от его соотношения формы, а именно от причинности, то последняя есть нечто внешнее; его движение и присущая ему в этом движении причинность суть в нем лишь положенность. Но причинность есть также и его собственная причинность; это сказывается в том, что его субстанциальное устойчивое наличие есть его тождественное соотношение с собой, а последнее теперь определено как положенность; оно есть, следовательно, вместе с тем отрицательное соотношение с собой. Поэтому присущая камню причинность, направляющаяся на себя как на положенность или как на некоторое внешнее, состоит в том, что она снимает это внешнее и возвращается в себя через его удаление; тем самым она постольку состоит не в том, чтобы быть тождественной с собой в своей положенности, а лишь в том, что она восстанавливает свою абстрактную первоначальность. Или, например, дождь есть причина мокроты, которая есть та же самая вода, что и он. Эта вода имеет определение быть дождем и причиной вследствие того, что оно положено в ней некоторым другим; другая сила (или что бы там ни было) подняла ее в воздух и собрала в такую массу, тяжесть которой заставляет ее падать вниз. Ее удаление от земли есть определение, чуждое ее первоначальному тождеству с собой, т. е. тяжести; ее причинность состоит в том, что она устраняет это чуждое ей определение и вновь восстанавливает первоначальное тождество, но тем самым также и упраздняет свою причинность.