Читать книгу "Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль"

Генеральные Штаты больше не предлагали южным Нидерландам терпимости к католичеству. Но не было и ни одного намека на то, что штатгальтер начал войну за реформатскую веру. И это ортодоксальным кальвинистам было трудно принять. «Какую войну ведут Соединенные Провинции?» — взывал контрремонстрантский памфлет в 1637 году, отвечая с риторическими отвращением: «Войну вольнодумцев». Автор считал это явным симптомом слабости государственного управления. Он сокрушался об открытой терпимости к католицизму в Маастрихте и о разрешении штатгальтера на католическое вероисповедание в преимущественно кальвинистском Везеле, отвоеванном у испанцев в 1629 году. Он разочаровался в городских правительствах Голландии, которые, по его мнению, были полны «вольнодумцев, арминиан, атеистов и тайных иезуитов». И «Союз», и Реформация разлагались, настаивал он, отмечая, что за последние годы католические собрания стали более распространенными и открытыми не только в Амстердаме и Роттердаме, но и в Гааге, Дордрехте и других городах, а также голландских пригородах. Тут он был совершенно прав. В католическом отчете от 1638 года отмечено, что в Энкхёйзене — городе, где двадцать лет назад практически не было католиков, — сейчас их было около 1300 человек. В Дордрехте городской совет стал гораздо более снисходительным и к католикам, и к меннонитам после смерти принца Морица, то же самое было верно и для Делфта, Хорна, Алкмара и даже Утрехта.

Однако Фредерик-Хендрик был наследником политической системы, созданной кальвинистской революцией контрремонстрантов. Он и его окружение твердо стояли у руля и упорно продолжали войну в союзе с Францией. В 1638 году принц Оранский встретил серьезный отпор при попытке захватить форты на Шельде, ниже Антверпена; часть его армии была застигнута врасплох и втянута в битву при Калло в июне, в которой сотни людей погибли, а 2 500 солдат вместе с восьмьюдесятью речными баржами были захвачены в плен[100]. Спустя два месяца после этого «большого несчастья», как назвал его Ван Арссен, принц потерпел поражение при нападении на Гельдерн, когда внезапно появившаяся имперская армия вынудила его к недостойному отступлению. В 1639–40-х годах он возвращался из походов с пустыми руками, а его неоднократные попытки захватить Гельдерн и Хюлст закончились провалом. Во время неудавшейся осады Хюлста в 1640 году было смертельно ранен фризский штатгальтер Генрих-Казимир[101].

Так что, несмотря на возврат Бреды в 1637 году, военные достижение Фредерика-Хендрика в конце 1630-х годов были не столь впечатляющими в сравнении с 1629–33 годами. Более того, его подвиги оставались в тени азиатских завоеваний Ост-Индской компании, которая очистила значительную часть цейлонского побережья от португальцев в 1638–41 годах, а также Малакку в 1641 г. Его достижения также превзошел его кузен, граф Иоганн-Мориц Нассау-Зигенский, назначенный Вест-Индской компанией генерал-губернатором Бразилии (1637–44 гг.); он значительно расширил контролируемые голландцами территории в северной Бразилии, поставив семь из четырнадцати капитаний, на которые была разделена Бразилия, под власть Вест-Индской компании, хотя и провалил свое самое грандиозное предприятие — что повлекло ужасающие последствия для голландской Бразилии — нападение на Байю с 3 600 европейскими и 1 000 индейских солдат в 1638 году. Кроме того, именно он отправил из Бразилии в Африку экспедиции, которые захватили Элмину на берегу Гвинеи (1637 г.) и Анголу (1641 г.). Еще одним человеком, кто затмевал все достижения Фредерика-Хендрика после 1637 года, был адмирал Тромп[102] со своим морским триумфом в 1639 году, когда он уничтожил великую армаду (испанское название военно-морского флота — прим. ред.), которую Оливарес старательно готовил в течение нескольких лет и которую он отправил в Ла Манш в надежде вырвать у голландцев господство на море. Испанская армада в 1639 году состояла почти из ста кораблей, включая несколько сопровождающих английских транспортов, и везла более 20 000 испанских и итальянских военных во Фландрию. После первой битвы около Бичи-Хеда армада укрылась у английского побережья, в Даунсе. Карл I[103], чьи отношения с Испанией в то время были хорошими, пытался защитить потрепанный испанский флот, предупреждая голландцев, чтобы те не наносили ему оскорбление «в его собственных покоях». Но Тромп получил тайные указания от штатгальтера — игнорировать возражения англичан — и 21 октября обрушился на армаду, довершив свою победу.

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В РЕСПУБЛИКЕ, 1640–1647

Но если военные успехи стареющего штатгальтера шли на спад, его жажда повысить престиж своего двора и династии, в том числе через впечатляющие архитектурные проекты и произведения искусства, и его желание доминировать на нидерландской политической арене ничуть не ослабли.

С течением времени стиль штатгальтерского двора и его устройство постепенно становились все более роскошными. В 1636 году Людовик XIII изменил официальную форму обращения к штатгальтеру на французском с Excellence («превосходительство») на Altesse («высочество»), которая обычно использовалась для второстепенных правителей и их родственников. Генеральные Штаты последовали этому примеру в январе 1637 года, изменив способ обращения к принцу с Excellencie («превосходительство») на Hoogheid («высочество»). Но еще более престижным среди европейских дворов стал успех принца в организации женитьбы своего сына и наследника на дочери английского короля Карла I в 1641 году. Это была первая свадьба между Оранскими и Стюартами и первый случай, когда в династии Оранских-Нассау был заключен брак с одной из первостепенных королевских семей. Невеста, принцесса Мария, и ее придворные дамы считали, что она выходит замуж за человека ниже ее по статусу. Сомнительно, что Карл согласился бы на союз, если бы его дела не были в таком беспорядке, а он не нуждался бы в любой помощи, которую только мог найти. Но тем не менее эта свадьба значительно возвысила статус династии Оранских-Нассау. На тот момент не последовало возражений ни со стороны Генеральных Штатов, ни Штатов Голландии, поскольку этот союз рассматривался как клин в отношениях Англии и Испании и, таким образом, был политическим преимуществом для Республики.