Читать книгу "Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 - 1991 - Эрик Дж. Хобсбаум"

гражданских и политических прав женщинам. С начала 195о-х годов и с молчаливого согласия Запада Афганистан тихо пребывал в советской сфере влияния. Однако ввод советских войск на его земли США сочли серьезным выпадом в отношении «свободного мира». Американцы — через Пакистан — наладили бесперебойное снабжение мусульманских фундаменталистов деньгами и оружием. Как и ожидалось, афганские власти при поддержке советской армии без особого труда взяли под контроль крупные города, но СССР это стоило очень дорого. Афганистан превратился — как на то и надеялись некоторые американские политики — в советский Вьетнам.

У нового советского лидера, желающего преобразований, был единственный вариант действий: ему надо было как можно скорее покончить с «холодной войной» и прекратить конфронтацию с Соединенными Штатами, которая обескровливала экономику. Именно это стало ближайшей

целью Горбачева и его величайшим достижением, ибо ему достаточно быстро удалось убедить недоверчивые правительства Запада в мирном характере советских намерений. В результате Горбачев приобрел на Западе огромную и стойкую популярность, резко контрастирующую с нарастающим в СССР недовольством его политикой, жертвой которого он и пал в 1991 году. Но если один человек мог положить конец четырем десятилетиям «холодной войны», то таким человеком, несомненно, стал Горбачев.

С начала 1950-* годов экономисты коммунистических стран пытались сделать плановую экономику более рациональной и гибкой, вводя рыночное ценообразование и расчет прибыли и убытков на предприятиях. Таким путем, в частности, шли сторонники реформ в Венгрии. Если бы не ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году, чешские реформаторы пошли бы еще дальше. И чехи, и венгры надеялись, что эти меры в свою очередь подтолкнут либерализацию и демократизацию политической системы. Горбачев разделял подобную точку зрения1-, рассчитывая н> восстановление (или установление) более совершенного общества, чем существующий «реальный социализм». На данном этапе влиятельные сторонники реформ не собирались, хотя бы по политическим соображениям, полностью отказываться от социализма. Однако постепенно экономисты-реформаторы стали приходить к заключению, что плановая система хозяйствования, недостатки которой с igSo-x годов широко обсуждались в обществе, не поддается реформированию изнутри"*.

* Еще до своего избрания генеральным секретарем Горбачев открыто нризиавал, что разделяет весьма «широкую», фактически социал-демократическую, позицию Итальянской коммуиистической нартии (Montagni, 1989, p. 8s).

** Самые иитересиые исследоваиия но этому вопросу принадлежат неру венгерского автора Яиоша Кориай. См., в частности, его работу «Экономика дефицита»: Jonas Kornai, Economics of Shortage (Amsterdam, 1980).

5 О О Времена упадка

IV

Свою кампанию по преобразованию социализма Горбачев начал с двух лозунгов—с «перестройки» и «гласности»1'1.

Однако вскоре выяснилось, что между гласностью и перестройкой существуют неразрешимые противоречия. Реформы можно было проводить, только опираясь на командно-административную структуру, унаследованную от сталинских времен. Такая же ситуация была характерна и для царской России— реформы там всегда начинались «сверху». Но монолит «партия-государство» одновременно выступал основным препятствием на пути преобразования системы, поскольку он сам создал эту систему, приспособился к ней, был в ней жизненно заинтересован и не мог найти ей альтернативу**. Конечно, командно-административная система являлась не единственным фактором, блокирующим реформы; в частности, реформаторы, причем не только в России, обличали в этом «бюрократию», не чувствующую нужд страны и неспособную поддержать инициативы народа. Но сказанное отнюдь не отменяет тот бесспорный факт, что большая часть партийно-государстве иного аппарата встретила реформы с безразличием, граничащим с враждебностью. Гласность была призвана мобилизовать общественное мнение против сопротивляющегося партийного аппарата. Но логическим следствием распространения гласности явилось ослабление единственной силы, способной на активные действия. Как указывалось выше, структура советской системы и ее modus operandi были преимущественно военными. Демократизация армии вряд ли повысит ее дееспособность. Но если вооруженные силы больше не требуются, упразднять их можио только после того, как будет представлена эффективная гражданская альтернатива; в противном случае реформы приведут не к перестройке, а к хаосу. Иначе говоря, Советский Союз эпохи Горбачева упал в пропасть между гласностью и перестройкой.

Ситуация усугублялась тем, что программа гласности была продумана гораздо более детально, чем программа перестройки. Гласность подразумевала установление (или восстановление) конституционного и демократического строя, основанного на верховенстве закона и широких гражданских свободах. Это подразумевало отделение партии от государства, а также (в противо-

* В качестве иитересиого примера взаимовлияния идей, высказываемых официальными стороиииками реформ и диссидеитами в годы правления Брежнева, можно сослаться иа то, что Солженицын призывал к «гласности» в своем открытом письме к съезду Союза писателей СССР еще в 1967 году, неред своей высылкой из Советского Союза.

** Как говорил в 1984 году автору настоящей книги одии коммунистический чииовиик но поводу китайской «перестройки», «мы вводим в иашу систему некоторые элементы капитализма, ио ие зиаем, к чему все это может привести. С1949 года ии одии китаец (за исключением нескольких стариков в Шанхае) ие зиает, что такое капитализм».

Крах социализма

положиость всей советской традиции, начиная со Сталина) переход правительственных полномочий от партии к государству, что влекло за собой отказ от однопартийной системы и

руководящей роли партии. Это также означало восстановление Советов на всех уровнях, в форме демократически избираемых представительных органов, вплоть до Верховного Совета, который, в качестве суверенной законодательной ассамблеи, наделял полномочиями и контролировал исполнительную власть. Во всяком случае, такова была теория.

И действительно, новая конституционная система постепенно была установлена. После этого в 1987—1988 годах наметились и общие контуры экономической перестройки: возникла сеть мелких частных предприятий-кооперативов («вторая экономика»), а также было разрешено банкротство убыточных государственных заводов и фабрик. Но в реальности разрыв между риторикой экономических реформ и ухудшающейся экономической ситуацией увеличивался день ото дня.

В этом заключалась огромная опасность. Конституционные реформы по сути упразднили один набор политических механизмов, заменив его другим. Но оставался открытым вопрос о функциях новых институтов власти; ясно было лишь то, что процесс принятия политических решений в демократическом государстве более сложен, чем в военно-административном государстве. Для большинства людей единственная разница между этими двумя системами заключалась в том, что в первом случае каждые несколько лет они могли бы участвовать в настоящих демократических выборах и голосовать за партии, критикующие правительство. Впрочем, настоящим критерием успеха перестройки являлась не новая управленческая теория, а эффективная работа экономики, которую проще всего оценивать по конкретным результатам. Ведь большую часть советских граждан интересовали прежде всего размеры их реальной заработной платы, продолжительность рабочего дня, количество и ассортимент доступных точароя и услуг, легкость, с какой все это можно было себе позволить. Однако в т э время как было вполне ясно, против чего выступали сторонники экономических реформ и что они стремились упразднить, с их позитивными взглядами дело обстояло сложнее. К сожалению, их конструктивная альтернатива — так называемая «социалистическая рыночная экономика», основанная на автономных и экономически жизнеспособных предприятиях, частных или кооперативных, и управляемая из «центра макроэкономического планирования», — по существу оставалась пустой фразой. Сторонники реформ стремились воспользоваться преимуществами капитализма, не отказавшись от выгод социализма. Никто не знал, как будет происходить переход от плановой экономики к новой системе, а также каким образом будет функционировать получившаяся в результате экономика смешанного типа. В частности, у молодых реформаторов особой популярностью пользовалась ультрарадикальная рыночная модель в духе Рейга-510 Времена упадка