Читать книгу "Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина"

Вот только Райдо не согласился, он почесал рубец, пересекавший щеку, и сказал:

– Аккурат мое, хотя таки да, собачье… – И, пробуя выражение на вкус, с неизъяснимым удовольствием в голосе повторил: – Мое собачье дело… звучит, однако. Так куда, красавица, путь держишь? Опять сбежать решила?

Не плакать! И Таннис, пытаясь сдержаться, стиснула зубы.

– Значит, не сама… – Райдо вдруг отстранился, упираясь ладонями в спинку стула, и прикрыл глаза. Он втягивал воздух медленно, носом, а выдыхал ртом и как-то шумно. – Не сама…

Он поднялся, все еще с закрытыми глазами, и направился к двери, а у двери замер, поводя головой влево и вправо. Присел у столика. И едва ли носом не провел по поверхности…

– Матушка заглядывала?

Райдо погладил столешницу.

– Полагаю, не чай пить приходила.

Что ему сказать? Пожаловаться на леди Сольвейг? Смешно…

– Послушай, девочка, – Райдо вернулся к стулу, – я неплохо знаю свою матушку. Порой она бывает чересчур… резка. И мне жаль, если она тебя оскорбила. Но это еще не повод, чтобы сбегать.

Не повод. И оскорбление Таннис как-нибудь пережила бы. Небось не хрустальная ваза, чтоб от огорчения треснуть.

– Значит, дело не только в этом. Что еще? Она велела тебе уехать?

Получилось кивнуть.

– И чем-то пригрозила… – Райдо повернул голову набок. – Дядюшкиными связями? Тюрьмой?

Снова кивок. И понимание, что если Таннис откроет рот, то разревется.

– Успокойся, Тормир, конечно, матушку любит, но он – разумный человек… ну не человек, но все равно разумный. Осадит. Хотя… знаешь, что, рыжая? Я тебя с собой заберу. Так оно надежней будет, когда под присмотром… а то вы, смотрю, с младшеньким оба везучие.

И Райдо руку подал.

– Ну что, пошли?

– К-куда…

– Туда, – он указал на дверь. – Для начала. А потом определимся. Ты, главное, если хочешь пореветь, то реви. Правда, женские слезы меня в тоску ввергают, но я как-нибудь притерплюсь. Платочек нужен? Он мятый немного, но честное слово – чистый… вроде как чистый.

Клетчатый и с прилипшими хлебными крошками, которые Таннис счищает осторожно. И это действие наполнено для нее скрытым смыслом.

Райдо же с легкостью закрыл саквояж, тот только жалобно хрустнул, и Таннис поняла, что по прибытии на место, где бы это место ни находилось, ей придется искать новый саквояж.

– Успокоилась? – Он платок не отобрал.

И хорошо, что жалеть не пытается. Таннис не нужна жалость. Ей вообще ничего от них не нужно… разве что деньги. Деньги пригодятся…

– А теперь поговорим серьезно.

…крошек на платке хватит не на один серьезный разговор.

– С матушкой моей вы общего языка не найдете, тут надеяться не на что.

Можно подумать, Таннис надеялась.

– Это чтобы ты сразу поняла. Она не примет тебя, как не приняла мою Ийлэ. Но младшенького я знаю, у него ее упрямство, поэтому если чего решил, то не отступится. Из шкуры вон выпрыгнет… уже выпрыгнул, наизнанку вывернулся.

Райдо поскреб шрамы и пожаловался:

– Свербят. А Ийлэ злится, когда я их расчесываю. Говорит, что чешутся – значит, заживают… ей бы проще с альвом было, там бы она быстро все… но мы ж не о том.

Он выглядел спокойным.

И надежным.

Но хлебные крошки, которые на платке, все еще были нужны. Таннис, пусть и успокоившись – ну, почти успокоившись, – чувствовала, что слезы не ушли, отступили, чтобы вернуться при малейшей возможности. Вот интересно, она все оставшееся время реветь станет?

И есть ли лекарство от слез?

– Я не знаю, в какой госпиталь определили Кейрена. Мы с матушкой, как бы это выразиться, – Райдо начертил в воздухе причудливый знак, – немного в ссоре…

– Из-за чего?

Нос распух, и дышать приходится ртом, отчего голос сделался странно гнусавым. Хороша она… в мятом платье, растрепанная, с глазами опухшими… не женщина – мечта.

– Из-за того, что я вмешался. – Райдо потянулся к лицу, но все же руку убрал. – Дважды вмешался, девочка. И если первый раз только на словах, то во второй… видишь ли, матушка и вправду всех нас любит. Даже меня, несмотря на то что мы с ней очень разные, но любит искренне. Вот только любовь эта… любовь к живому человеку вообще штука неудобная, особенно когда этот человек от тебя отличается. И чем сильнее отличается, тем неудобней. Отсюда и это желание переделать… вроде, так оно лучше будет… знаешь, часто мерзкие вещи вершат из благих намерений. И матушка наша, она хочет как лучше, но в ее понимании.

Он прикоснулся, осторожно, точно опасаясь этим прикосновением оскорбить.

– Для нее Кейрен – еще ребенок. Он так и останется ребенком, который вновь выбрал себе неподходящего друга… в свое время она жестко рвала все его неподходящие связи. И закончилось это тем, что у него вообще друзей не осталось. Думаю, и меня она бы отослала, не будь я ее сыном… неудачным, но какой уж есть.

– Зачем вы…

– Ты, девочка, как-никак родня…

А глаза у него от леди Сольвейг, но этот лед живой, пусть для льда это нехарактерно.

– Проблема в том, что с тобой Кейрен расстаться не захотел. Сама по себе ты исчезать не спешила… – Он вздохнул и, руку убрав, тихо произнес: – Я вытащил его. И вернулся за тобой. Понимаешь?

Как ни странно, но да.

Понимает.

Ему не обязательно было бы возвращаться. Кто бы упрекнул?

Обвал. И пожар. Чего ради рисковать, особенно ему, который еще не здоров?

…это не было бы убийством. Чистые руки. Чистая совесть… что леди Сольвейг сказала бы себе? Очевидно, что Таннис во всем виновата сама.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что вернулся.

И Райдо серьезно кивнул.

– Я просто хочу, чтобы моему брату позволили наконец жить самому. Он заслуживает… он бестолковый, конечно. Избалованный. Тебе с ним непросто придется…

Таннис знает.

– И… что теперь?

– Ничего. Сейчас ты сделаешь нам чай. И от завтрака, честное слово, я бы не отказался. Потом мы вместе соберем вещи…

– Я уже…

– Похватала все, на что глаз упал.

Райдо умел улыбаться, пусть и улыбка его, как и само лицо, была сшита из лоскутков.

– Будешь потом страдать, что любимый подъюбник забыла.

Таннис фыркнула и рассмеялась. Наверное, такой смех, истерический, захлебывающийся, тоже естественное следствие ее состояния, но она хохотала, терла глаза и снова хохотала. Райдо не мешал.