Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

– А инструмент сохранился? – Николай Кириллович разглядывает могилу.

С края могилы шевелится тень от листвы и лежат несколько ягод. Между ягодами ползают муравьи.

– Нет, конечно. Здесь у нас ничего не сохраняется. Земля, наверное, такая. Только впитывает.

– При чем здесь земля?

– Пыль. Просто сжатая пыль. Весь город стоит на пыли. И весь из нее построен. А пыль не может ничего сама родить. Только впитывать. И снова превращать в пыль. Об этом он, кстати, тоже писал.

– Мутафия?

– У него есть второй трактат, об обработке минералов. Начинается с главы «О свойствах земель и их влияния на нравы». Правда, он утверждал, что пыль в Дуркенте целебная, что она даже впитывает злые помыслы, освобождая от них жителей.

– Попрошу, чтобы несколько мешков подвезли в Музтеатр…

– Оркестровую яму обложить?

– Лучше сразу уже засыпать… вместе со мной.

Давлат промолчал. Он в курсе неладов Николая Кирилловича с оркестром.

Солнце подступает к самой могиле, они перебираются в тень.

– А чем прославился сам Малик-хан? – спрашивает Николай Кириллович, щурясь на желтоватый купол мавзолея.

– А я разве не рассказывал, когда мы в тот день мимо проходили?

– Да… – Николай Кириллович не помнит.

– Малик-хан считается одним из трех восточных царей, которые пришли к Иисусу, когда тот родился.

– Подожди, это же… Мельхиор?

– Да.

– Странно… – Николай Кириллович теребит кончик носа. – Я не знал… А как он здесь оказался?

– Он сам был отсюда.

– А другие два царя?

– Из других мест.

– Странно. Мне только позавчера выписки из одной книги прислали, там как раз про этих трех волхвов.

– А что за книга?

* * *

Это было письмо от Вари с выписками из книги Серафима Серого.

«…Вечером братья францисканцы, – читал он круглый Варин почерк, – напали на греческого епископа и монастырского врача. Те – бежать; попытались укрыться в базилике Рождества, распахиваются двери – армяне-священники тихо служат вечерю. В храме – лица, много католиков, есть и православные, шевелятся в молитве бороды русских паломников. Заварилась суматоха! По донесению русского консула, „католики набросились не только на бегущего епископа, но и на бывших в храме армян". Во время погрома из пещеры Рождественского собора была похищена Серебряная Звезда, указывавшая место Рождества Христова. Звезда принадлежала грекам, подтверждая их право на владение этим местом. Из вертепа были также вынесены греческая лампада и греческий алтарь…»

Дальше рассказывалось о судьбе этой Серебряной Звезды. Слог был темен, размашист, многое пропущено, Варя старательно переписывала только то, что относилось к «петрашевцу Николаю Триярскому». Она прислала первую часть выписок, обещала прислать еще, а сейчас она сильно занята по школе, конец четверти и учебного года, на носу экзамены, «и мама сказала…».

В присланных выписках мелькали архитектура, снег, Николай Второй, расстрел петрашевцев, замена его каторгой. Все это вертелось в какой-то метели, все двоилось, двоился и сам Николай Триярский, несся куда-то в повозке, и ледяные звезды вставали над ним и пели серафическими голосами.

Про Серебряную Звезду сообщалось, что ее припрятали в общем переполохе русские паломники, а потом тайно поклонялись ей.

Николай Кириллович, прочитав, ничего не понял, доел омлет и лег спать. Нужно ждать продолжения, решил, поворачиваясь на бок.

– А про трех волхвов говорилось, что вот эта Звезда… – Николай Кириллович икнул и поглядел вокруг в поисках воды, запить икоту. – Что эта Звезда была из какого-то особого серебра, потому что светилась в темноте. Или что только отделка была из серебра, а сама она была из драгоценного камня… Да, я тоже подумал про гелиотид.

Снова икает. Давлат поднимается, приходит с пиалой чая. Николай Кириллович благодарит, делает пару медленных глотков.

– Может, конечно, Малик-хан был и не тот Мельхиор, – говорит Давлат. – «Малх», «малик» – такое имя часто давали правителям и иудеи, и арабы, и потом тюрки, хазары. Я где-то, не помню, читал, что так звали деда князя Владимира со стороны матери – Малк.

– Владимира, который Русь крестил? Нет, я не знал. Малк… Интересно. А что было дальше?

– Где?

– С Мутафией. – Николай Кириллович показывает глазами на могилу.

Давлат молчит, втягивает носом воздух:

– Ничего… На его инструменте даже какое-то время играли. Музыка, правда, как сообщали современники, была странной и непривычной. Ибн Якуби называл ее даже неприятной, она напоминала ему бурчание в животе после трех чарок кокандской бузы. Но даже он восхищался устройством этого инструмента.

– Послушать бы…

– А потом Мутафия написал трактат о музыке, в котором уподобил строение космоса устройству своего инструмента, а Всевышнего – играющему на нем музыканту. Многим это не понравилось.

– Богословам?

– Местные богословы мало интересовались трактатами о музыке, в Дуркенте не было сильной богословской школы. Трактат не понравился местным музыкантам. Тем, кто не играл на инструменте, который изобрел ибн Мутафия.

– А как он назывался?

– Так и назывался – ола́м. «Вселенная» по-персидски.

Николай Кириллович хмыкнул.

– Это было еще не все. – Давлат убрал руки за спину, прошелся. – Оказалось, в его трактате была еще тайная глава, которую он дал прочесть избранным. Там уже не только Бог именовался Музыкантом, но и всякий музыкант, играющий на оламе, объявлялся носителем Божественной энергии… Естественно, об этой тайной части трактата на следующий день знал весь Дуркент. Тут уже проснулись богословы… Но, главное, начался бунт музыкантов…

– …кто не играл на оламе.

– Да. И их было большинство. Они двинулись к дворцу Желтого Дурбека, играя все одновременно на своих инструментах и производя такой шум, что собрался весь город. Они объявили, что, пока еретик Мутафия не будет наказан, они отказываются играть на свадьбах. А для дуркентца жениться без музыки – даже страшнее, чем без муллы. Но и это было еще не все. Музыканты пригрозили, что перестанут выступать на празднике, посвященном Малик-хану.

– Забастовка… – Николай Кириллович глядит на муравьев, ползающих вокруг ягод. – А почему именно на празднике?

– Малик-хан считался покровителем дуркоров, праздник отмечался в день осеннего солнцестояния, потом работы на шахтах закрывались до весны. А дуркоры составляли особую касту и, как говорится, держали город в своих руках.

– А правители?

– Правителей они сами сажали, главное, чтобы те были из рода Дурбеков. А если правитель начинал делать глупости, то его скоро находили мертвым. Все правители так и кончали, они же не могут не совершать глупостей…