Читать книгу "Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский"

Попеску великолепная, ослепительная, яркая и уже в летах румынская профура, говорящая по-французски с притворно плохим акцентом, который нравится здешней так называемой чрезмерно изысканной публике; это, безусловно, хорошая актриса. Не поспоришь. Ее головокружительный темперамент завораживает. Но это всё. Соня — кузина из Варшавы… Если война не научит французов ничему другому (и не научит), то научит их немного географии. Хотя не знаю, может, и в этом случае я слишком оптимистичен.

Лёля получила письмо от хозяйки гостиницы, в которой она отдыхала в прошлом году, что у нее будет для нас место. Маленькая деревня-городок в департаменте Сарт, недалеко от Шамбеле. Возьму-ка я, пожалуй, отпуск побольше, и часть его мы проведем у Робертов, а часть в Жуэ-ан-Шарни.

10.7.1943

Между Орлом и Белгородом побоище. Американцы и англичане высадились на Сицилии. Как долго они будут играть с Сицилией и когда настанет очередь Италии сделать первые шаги в «Festung Europa»[735], как это теперь называется. Мы — крепость, осажденная варварами. Как замечательно это взаимное обвинение в Варварстве с большой буквы «В». Во всем этом какой-то страшный circulus viciosus[736], как говорила когда-то одна из моих виленских теток. С одной стороны, люди все больше теряют желание быть свободными, все чаще требуя заковать их в оковы, более чем когда-либо стремясь избежать любых рисков (свобода — самая рискованная из операций и в личной, и в общественной жизни), и одновременно с утра до вечера трубят о свободе. Дурдом. Человек должен немного выпить, как я в данный момент (уже четвертый стакан рома «Негрита»), чтобы яснее видеть. Человек не хочет быть свободным, нам всем, в сущности, наплевать на свободу, причем с раннего возраста. Едва человек немного повзрослеет, он уже мечтает об оковах. Вот почему подавляющее большинство любителей свободы женятся. Не надо далеко ходить за примером, возьмем меня. И потом начинается бред о свободе. И во имя свободы бегаешь с высунутым языком и ищешь какую-нибудь свободолюбивую идею. А поскольку в этой области наблюдается полный дефицит и настоятельная потребность в оковах, например из роз, то человек выбирает идеологию, обычно самую модную (la mode avant tout[737]), и отдается ей и умом, и душой, и телом. И присягает. Теперь все готовы присягать на таком старом клочке бумаги под названием коммунизм. Надо же, черт возьми, во что-то верить. А кто ни во что не верит, тот говорит, что «будет лучше» и что «нет худа без добра». А если лучше не будет? А если наоборот, нет добра без худа? Как, например, ром. Тогда что? Вешаться или травиться газом à volonté? Солнце ничего не стоит? А зеленое дерево — тоже ничего? А мурлыкающий на коленях кот недостоин жить? Обязательно верить, да? Я верю в котов, и в ром, и в солнце, и в зеленые деревья, и в свободу. Я хочу иметь право сдохнуть от голода, если придется. И жить, ради бога, жить так, как мне заблагорассудится, а не согласно какой-то сраной идеологии. Аминь. Хочу пить. «Дарби Мак-Гроу! Дарби, подай мне рому!» — как кричал капитан Флинт в Саванне. После чего окочурился. Но как жил, так жил.

Соснковский назначен главнокомандующим. Отлично. Вот это реакция. Впрочем, это единственный выход, если не хочется назначать предателей. Русским сейчас не нужны «государственные деятели», им нужны, как всегда, обычные предатели. Этого Лондон в большом количестве им предоставить не может. Так что лучше так. Если уже нечего спасать, хотя бы честь останется. Какой-то Миколайчик{69} назначен премьер-министром и какой-то Квапиньский{70} — вице-премьером. Моя бабушка спросила бы: «А из каких они?» А я бы ответил, как Магда Самозванец{71}: «Из этих, бабуля, не из тех». Имя им, естественно, не сорок и четыре{72}. И даже не двадцать и один. Да здравствуют ром и маринованные оливки.

20.7.1943

Все упаковано. 2 августа мы уезжаем в Шамбеле. Пробудем там неделю. Оттуда поедем на велосипедах в Жуэ-ан-Шарни (около 60 км) и будем жить в загородной гостинице две недели. Теперь уже ни о чем другом я не думаю. Дома поспешно заканчиваю модель самолета (ужасно трудная в сборке, но я справился) и жду отъезда. Будет комедия с билетами. На вокзале Монпарнас такие кошмарные очереди, что, похоже, даже Данте не мог представить себе этого в своем «Аду». Он многого не мог вообразить. Впрочем, не знаю, connais pas. Какая скучная настанет жизнь, когда можно будет нормально купить билет. На что я тогда буду «шикать»?

26.7.1943

Отпуск… У меня уже есть билет на два места у окна. Это была целая эпопея. Записываю для будущих поколений, которые будут отправляться в путешествие с террасы своего дома на собственном вертолете или вообще проведут отпуск дома в постели, проглотив «географический леденец» с надписью «Майами», «Биарриц» или «Канны», и им будет сниться три недели, что они находятся на одном из пляжей или у воды, в соответствии с предписанием врача, скрупулезно его выполняя. Это для менее богатых. Богатые будут путешествовать по-настоящему. Таким образом можно будет избежать толчеи. Но пока еще мы не дошли до этого, и сам факт покупки билета настолько усложнен, что путешествие кажется ненужным придатком. В самую пору сокрушаться, что после еще нужно садиться в поезд, ехать, пересаживаться, не открывать двери во время движения поезда, не плевать на пол и т. д.

Билеты необходимо покупать за неделю до отъезда. И поэтому позавчера я поехал на вокзал Монпарнас и сначала хорошенько осмотрелся. Очереди к кассам такие длинные, что, если бы Париж не был так разбросан, последний в очереди стоял бы в пригороде. Весь Париж уезжает. В дружеской беседе с полицейским, наблюдающим за этим стадом, впрочем спокойным, я точно определил, где начинает формироваться очередь в кассу, в каком направлении и т. д. Затем выбрал гостиницу, из которой было бы ближе к финишу. Теперь нужно выиграть битву за комнату в ней. Это не так просто. Сегодня ни один владелец гостиницы не дает комнату тем, кого не знает или кого не порекомендовал один из его знакомых. Без соответствующих рекомендаций лучше просто найти место под мостом. Эта система защищает владельцев гостиниц от кражи постельного белья, одного из самых ценных товаров в «Новой Европе». Просят номер, платят 50 франков и испаряются с полным комплектом постельного белья. Профессионалы не оставляют без внимания занавески, скатерти и коврики. Скромные 50 франков легко превращаются в 5000. Поэтому незнакомый клиент вызывает подозрение у каждого