Читать книгу "Темные ущелья - Ричард Морган"

– В твоих шахматных фигурах больше нет смысла, Кормчий. Забыл? Арчет умерла.

Кормчий помедлил с ответом.

«Да. Я сожалею об этом. Я знаю, что вы были друзьями».

– Хорошо, – сказал он ровным голосом. – Тогда вон из моей головы, оставь меня в покое. Я тебе скажу, когда мы перейдем в Тервиналу, и ты сможешь сказать Ньянару, чтобы он высылал лодки.

Начались края, которые Рингил знал слишком хорошо. От границы с Тервиналой, пролегающей по бульвару Черного Паруса, до рабовладельческого сердца Эттеркаля простирались улицы, где год назад он развернул войну на истощение против Финдрича, Снарл и остальных. Вламывался, зверствовал, допрашивал, сжигал. Сперва это были случайные акты устрашения, но постепенно они сужались до свирепых поисков. «Кто купил мою кузину? Кто ее изнасиловал, заклеймил, сломил ее волю? Кто отдавал приказы, платил наемникам? Чей кошель пополнился? Кто получает прибыль, кто правит, кто управляет этим гребаным дивным новым миром?» И каждый раз, когда он уходил от столбов дыма и пламени, список новых мишеней для его ярости рос, делаясь бесконечным. Он назубок знал названия улиц, трущобных таверн и перестроенных из складов особняков, которые сжег, имена владельцев и благотворителей района, чьи обугленные останки оставил внутри.

Он мог пройти этим путем и во сне.

Они миновали развалины товарного склада Элима Хинрика – судя по виду, его до сих пор не восстановили и даже не очистили от мусора. Кто знает, может быть, под ним до сих пор погребены трупы. Память вспыхнула ярким светом, как фонарь. Дом Хинрика, с его деревянными балками и полами, вспыхнул как осенний кустарник. Внутри внешних стен высотой по пояс теперь не было ничего, кроме груд щебня, из которых тут и там торчали зазубренные обломки обуглившихся балок, и все это влажно и темно блестело под дождем. Гил молча провел свой отряд мимо, на углу свернул в узкий переулок и направил людей чуть точнее на север.

Может, если удастся срезать путь, гребаный Кормчий заткнется.

Они вышли на грязную, плохо вымощенную булыжником рыночную площадь – сгрудившиеся под карнизами в углах фигуры зашевелились и насторожились, но не выразили ни приветствия, ни сопротивления. Судя по костлявому телосложению, большинство из них были мальчишками-беспризорниками, хотя Гилу показалось, что одна или две фигуры прижимали к груди свертки с младенцами. Первые живые души, которых он увидел на улицах Соленого Лабиринта с тех пор, как они покинули дом Финдрича, оказались и последними.

Преодолев еще две узкие извилистые улицы, они внезапно очутились на бульваре Черного Паруса – так быстро, что он едва успел это осознать.

Глава пятьдесят седьмая

«Время пришло, мой друг».

Он моргает, возвращаясь в сознание, вытирает влагу с лица и оглядывается вокруг в густо залитой дождем мгле. Остальные не подавали виду, что заговорили, – они, как и он, сгрудились под импровизированным навесом из парусины, натянутой поперек главной палубы, чтобы уберечься от самого сильного ливня. Один или двое из них встречаются с ним взглядом, но, кроме дружеской гримасы, не проявляют никакого интереса к разговору. Кроме того, он отлично знает, что голос был не человеческий.

Это был Кормчий.

Он дрожит, может быть от сырости, и выходит туда, где шторм бушует в полную силу. Подходит к фальшборту, как будто хочет посмотреть на огни гавани Трелейна в темноте за ним. Бормочет себе под нос сквозь шум дождя:

– Время для чего?

«Пришло время для окончательного разоблачения. – Он мог бы поклясться, что в голосе железного демона слышится сожаление. – Пришло время, чтобы ты наконец понял цель, предначертанную тебе».

– Ты сказал, что не можешь ясно видеть мою цель.

«Да, боюсь, что я об этом солгал. Что ты такое и для чего нужен, мне было совершенно ясно с тех пор, как мы впервые встретились. Но поле игры в то время было слишком запутанным для меня, чтобы наметить определенное применение этому знанию. Я импровизировал по ходу дела, но думаю, что эту стадию мы уже миновали».

– Я не… понимаю, о чем ты говоришь.

«Я говорил тебе, что у тебя великая судьба и она связана с госпожой кир-Арчет. Ну, это было не совсем точно. Ты был связан с кир-Арчет по более приземленным причинам, связанным с проникновением. Видишь ли, Цитадель давно проявляла к ней интерес, и это в сочетании с… другими интересами породило довольно примечательный вид шпиона. Шпиона, не знающего, кто он на самом деле, шпиона, который может наблюдать не понимая, но потом вспомнит все в мельчайших подробностях. Шпиона, которого, если понадобится, можно разбудить, чтобы он вмешался и отнял жизнь госпожи кир-Арчет. Вот почему мне действительно нужно было, чтобы ты спал».

Он дрожит под дождем.

– О чем ты говоришь? Я бы никогда… Я поклялся…

«Нет, это был не ты. Человек, которым ты себя считаешь, дал эту клятву. Но его нет среди нас. Ты узурпировал его место во время той ночной пьянки после объявления о назначениях. В казарме, с похмелья, проснулся не он, а ты».

Он смотрит на свои руки, лежащие на мокром от дождя ограждении борта, руки, которые так часто казались не его руками. Наблюдает, как они крутятся и хватаются друг за друга сами по себе. Чувствует, что отрицательно качает головой.

И вновь подкрадывается кошмар…

«Это действительно к лучшему, уверяю тебя. – Голос Кормчего звучит неотчетливо из-за нарастающего воя в голове, и где-то на заднем плане слышится хор воплей и рыданий. – Видишь ли, игровое поле изменилось – и оказывается, что ты все-таки можешь принести пользу».

На один безрадостный миг он снова оказывается на болотной равнине вместе с другими, с тысячами отрубленных живых голов, питающихся корнями пней, к которым они приделаны. И он смотрит на себя, на свою собственную отрубленную голову со ртом, разинутым от бесконечных криков. Он в ужасе поднимает обе руки, прижимает кончики пальцев к лицу – и его лицо ему больше не принадлежит.

Он отступает, тупо качая головой. Здравомыслие покидает его, как кровь, хлещущая из ран, которые он чувствует, но не может отыскать…

Голос Кормчего рассекает все это, как рука, протянутая в глубину, чтобы утопающий мог за нее схватиться.

«Пора проснуться, – резко говорит Анашарал. – И вспомнить, кто ты такой на самом деле».

Глава пятьдесят восьмая

Сколько Гил себя помнил, бульвар Черного Паруса – номинальная граница между дипломатическим кварталом и Соленым Лабиринтом, существовавшая десятки лет, – усиленно охранялся Стражей в часы темноты. До войны вежливый предлог состоял в том, что чужестранцы, поселившиеся в Тервинале, нуждались в кордоне против бесчинств, учиняемых более невежественными и нетерпимыми жителями трелейнских трущоб. На самом деле существовала подспудная и воспринимаемая всеми сторонами с сильным – и вполне уместным – дипломатическим апломбом озабоченность тем, что богатым иностранцам и агентам иностранных держав не может быть позволено просто приезжать и уезжать из города, когда им заблагорассудится, без официального уведомления. И потому все это сопровождалось изысканным, взаимно обманчивым танцем.