Читать книгу "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе"

Общественные низы в сагах

«Низшие слои» сложны по составу, и, судя по всему, они были намного многочисленнее тех «самостоятельных» людей, к числу которых относится подавляющее большинство персонажей саг, не говоря уже об их героях. Именно в этой безликой массе теряется, во-первых, значительная и пестрая по составу часть населения, которую саги называют «домочадцы» или «люди [некоего лица]», а во-вторых, отдельно живущие люди, по своему состоянию и образу жизни не входившие в разряд самостоятельных хозяев. Социальный облик последней категории особенно разнообразен. Наряду со всевозможными бродягами к ней относили, например, и бродячих артистов. Скальд Эйнар сын Скули в своей так называемой «Отдельной висе» писал:

Гусельник-поганец Так в пяток[1232] скоромный Сгреб мясцо в утробу. Тешил плоть он плотно[1233].

Такое же презрительное отношение к «скоморохам» выражает и последняя глава первой редакции Вестгёталага[1234].

В сагах говорится о бродягах, они считались способными на разбой и действительно им занимались. Особенно много сведений такого рода в сагах XIII в., которые, как и областные законы, фиксируют резкое ухудшение положения бондов. Старший Вестгёталаг отводит специальное место «бессемейнóму народу», т. е. людям, не обрабатывающим пашню. Но и в эпоху викингов «бродяги и бедняки», судя по «Саге о Храфнкеле годи Фрейра» и другим сагам, не были редкостью.

Но прежде всего — о домочадцах. Как уже отмечалось выше, к числу домочадцев, проживавших вместе с хозяином на его хуторе, саги относят прежде всего его семью, а также родичей и других иждивенцев, о которых речь заходит не часто, а в деталях и вовсе редко. Но значительную, а в состоятельных домах, которые обычно находятся в центре внимания саг, большую часть домочадцев составляла челядь: рабы и оставшиеся в доме вольноотпущенники, постоянные батраки и работники, нанятые на время. Благодаря домочадцам хуторская общность и предстает как знакомая с древности familia, домовая община.

«У него много домочадцев и работников, каждый занят своим делом», — свидетельствует «Сага о людях из Лососьей Долины». «Десятки слуг и служанок у Сигурда», — говорится в «Саге об Олаве Святом». Работники и домочадцы наполняют усадьбы Эгиля и его соседей, для которых «люди» добывают припасы, ловят сельдь, бьют тюленей, собирают птичьи яйца. Люди состоятельных хозяев ухаживают за скотом, убирают сено, трудятся на гумне. Работники и рабы Эгиля и Торстейна пасут скот[1235] и т. д.

Обилие домочадцев не только свидетельствует о состоятельности хозяина, его способности прокормить десятки людей. Прежде всего, это неотъемлемое свойство развивающегося вширь производства, это житейская необходимость при господстве экстенсивной экономики, особенно в Исландии, во многих районах Норвегии, в некоторых районах Швеции, где можно было выжить, лишь ведя многоотраслевое, нередко многопромысловое хозяйство. Для ведения такого хозяйства требовалось известное внутридворовое разделение труда и много рабочих рук. Не случайно также, что необходимость вести такое хозяйство тормозила распад отношений как личной зависимости, так и большой семьи, консервировала родовые связи. Наличие же внесемейных насельников в гарде свидетельствует и о том, что многие люди, не имеющие собственного домохозяйства, добывали хлеб насущный ценой тяжелого и, что еще важнее, в разной степени подневольного труда. Даже зависимые от бонда родичи в реальной жизни хутора все же занимали приниженное положение. Не случайно сага упоминает, что во время самостоятельного викинга знаменитый Гуннар размещался с бондами на одном корабле, а его домочадцы — на другом (гл. XXIX)[1236].

В то же время среди домочадцев, в том числе несвободных, могли находиться и особо доверенные люди. Таким был, например, Торгильс Крикун, домочадец богатого и знатного Торольва («Сага об Эгиле», гл. XIII, XXV, XLIII), который управлял хозяйством в отсутствие господина, а в викинге, будучи сильным и храбрым воином, он стоял на носу корабля и держал знамя. Знаменосец Торольва (merkismaðr) был очень доверенным лицом. Торольв всегда брал его с собой в морские походы, для которых отбирал самых сильных и отважных соседей и домочадцев. Остальные его «люди», рабы и вольноотпущенники, ловили треску и сельдь[1237]. Еще один такой же пример: некто Альвир, уже немолодой, но крепкий человек, «был домочадцем Торира и управлял его хозяйством… был также его казначеем и собирал долги»[1238].

Но если домочадцы-родичи были лично свободными людьми, хотя и работали на хозяина усадьбы, где кормились и жили, то челядь в основном состояла из людей, лично в той или иной мере несвободных, и главное место в этой среде занимали рабы.

Сложность, которая возникает при анализе положения разных групп насельников, составлявших домовую общину, заключается в том, что в сагах далеко не всегда определен социальный статус того или иного домочадца. Различить их почти невозможно и по функциям, ведь наемные работники, рабы, свободные домочадцы, особенно молодые, зачастую выполняли одинаковую работу. Особенно это было характерно, конечно, не для крупных имений, а для средних и, тем более, мелких хозяйств. И Торгильс Крикун, и Альвир вполне могли быть рабами своих хозяев. Не случайно, судя по «Саге об Инглингах», управляющих считали и называли «рабами» (гл. CXXXVIII). В сагах вполне возможны и нередки такие высказывания: «Работники-рабы пасли скот…»[1239] или «Десятки работников и множество рабов у конунга Олава» («Сага об Олаве Святом», гл. LVII). Служанка знатного человека на богатом пире разносит брагу — не рабыня ли она? У одного богатого бонда был пастух, и, когда его убили, вира оказалась большой — целая марка серебра[1240]; так вот, был ли этот пастух рабом? Более того, домочадцы и работники разного правового положения по существу выполняли ту же работу, что сам хозяин и члены его семьи, во многих случаях обладая теми же трудовыми навыками, но при этом не пользовались правовой самодостаточностью.